Путеводитель. - Симферополь: Таврия, 1988.
Книга крымского поэта и краеведа знакомит с горным массивом Демерджи — Тырке, популярным у туристов далеко за пределами Крыма. В ней содержатся сведения о природных особенностях местности, отражены историческое прошлое, подвиги партизан в годы Великой Отечественной войны. Автор широко пропагандирует природоохранную тему. Книга дополнена описанием нового маршрута по южному склону массива.
У каждого, наверное, есть своя любимая скамейка в парке, любимый куст у речки. У меня — любимая гора. Нет трав мягче, чем на этой горе! Нет неба чище, чем над этой горой!
Почему я вновь и вновь собираю рюкзак, беру спальный мешок и в который раз отправляюсь в горы? Хожу в горы потому, что не ходить не могу. Когда случается длительный перерыв, я нервничаю, все валится из рук. Мысли, глаза, сердце — там. После одно-двухдневной «вылазки» возвращаюсь успокоенный и восторженный. Могу жить ощущением похода и заниматься самыми прозаическими делами спокойно и с полной отдачей. Потом все повторяется.
Горы. В каждой складке их зеленого платья скрыто нечто таинственное и бесконечно притягательное. Противиться зову гор не могу. Да и не хочу.
Как тяжелы бывают подъемы! Карабкаешься из последних сил. Выйдя на открытый склон, падаешь в траву отдышаться. И земные запахи вливаются в тебя с каждым вздохом, врачуют твою усталость. Пахнет земля, трава, скалы, воздух. Внизу — дно воздушного океана, из глубин которого только что вышел. Светло и торжественно становится на душе. Как будто весь обновился или поднялся над самим собой. Самолет — не то, в самолете будто на нитке подвешен. Гора из земли вырастает, из равнин, из полей, лесов. Ты над землей, но все ж на земле. И тебе так надежно на ней! Честное слово!
С высоты мир, в котором живешь, виден сразу весь целиком. Видишь то, чего там, внизу, почему-то не видел. Наверное, каждодневная суета заслоняла от глаз вечное, На всем, что ни есть вокруг, отмечаешь печать истории. И уже не думаешь, а размышляешь о Родине, о судьбе народа, о себе.
Право же, стоит ради всего этого карабкаться по склонам из последних сил.
Кто из живущих в Крыму не знает гору Демерджи?
Таких нет. Если вы здесь первый раз и дорога привела вас в окрестности Алушты, обязательно найдется кто-нибудь, кто укажет на вершину, увенчанную как бы древними руинами, обратит ваше внимание на одну из скал, отдаленно напоминающую человеческую фигуру, и скажет:
— Бюст Екатерины. Катерин-гора!
Гора, на которой расположены эти экзотические скалы, и есть Демерджи, самая южная оконечность большого горного массива Демерджи. Вершинная часть массива именуется Демерджи-яйлой, высшая точка его — вершина Северная Демерджи (1359 м). Кроме того, на яйле выделяется еще ряд вершин-скал: Ернен-Кая, Диплис, Босна. На севере в массив внедряются с противоположных сторон, почти смыкаясь своими верховьями, ущелье реки Бурульчи, ущелья Хапхал и Курлюк-Баш. За ними — плато Тырке, с невысоким (относительно плато) хребтом по северной кромке, носящим название гора Долгая. Под горой Долгой, примыкая к ее склону, лежит менее высокое плато — Долгоруковская яйла — юго-западная часть которого носит название гора Замана.
Вот в эту «горную страну» (массивы Демерджи и Тырке, с их склонами и отрогами), которую для краткости условно назовем «Большая Демерджи», я хочу вас повести. Действительно, если подступать со стороны Алушты, со стороны села Лучистого, те места, куда я вас приглашаю, лежат за горой Демерджи.
Наш путь, однако, будет начинаться с Ангарского перевала. Впереди — Северная Демерджи. По мере приближения она встает, раздается вширь, заслоняет горизонт. Обязательно нужно перевалить ее, потому что продолжение нашей тропы там, за горой Демерджи.
Но для того чтобы вы загорелись непреодолимым желанием отправиться на «Большую Демерджи», одних только восторженных восклицаний, очевидно, мало. Давайте я расскажу вам об этой горе все, что знаю, по порядку, бы поймете, что за необыкновенная «страна» лежит там, куда я вас зову, и наверняка захотите все увидеть своими глазами.
Рассказ о Большой Демерджи и ее окрестностях я не буду смешивать с описанием чисто технических подробностей маршрута. Иначе цельного рассказа не получится. И наоборот, большие отступления очеркового плана (а без них не обойтись), вкрапленные в описание маршрутов, всегда мешают разобраться в самом маршруте. Мне же хочется, чтобы маршрутная часть путеводителя могла служить «полевым пособием», чтобы, читая ее, можно было идти и не заблудиться. Итак, пусть маршруты будут иллюстрацией к рассказу, а не наоборот.
Когда будете подниматься по склону Северной Демерджи, на северо-западе, почти у самой подошвы массива, увидите село Перевальное. За ним блестят на солнце водохранилища: Аянское и Симферопольское. Долина Салгира и его верховьев — речки Ангары вся заселена. Местами села уже соединились друг с другом — будто одно сплошное предместье Симферополя, далеко вытянувшееся к югу. Лоснится отшлифованное тысячами шин шоссе — первая в стране горная троллейбусная трасса. По ней мы ехали, пока не покинули на перевале и не углубились в лес. В лесу стоит обелиск — в память строительства первой дороги из Симферополя в Алушту в 1824— 1826 годах. Местами она совпадала со старой вьючной тропой, повторяла ее изгибы и повороты. Из Симферополя в Алушту ехали весь день. И это было, по тем временам, быстро... Теперь едем троллейбусом полтора часа.
Но уже, случается, человеческая река в летнее половодье не вмещается в асфальтированное русло горной трассы. Больше восьми миллионов человек приезжает в Крым ежегодно. Обсуждается возможность постройки железной дороги на Южный берег.
Сады. Основное богатство крымских горных долин, главная забота местных жителей. Долгое время салгирские сады были бессистемными, пестрыми по своему сортовому и возрастному составу.
В них было много тени, свежести, мягкой травы. Однако далеко не всегда их плоды отличались хорошим вкусом. А уж хлопот было с ручной обработкой, со сбором в разное время созревающих яблок, груш, черешни! Не всяк мог взобраться на дерево с двух-трехэтажный дом высотой. Ежегодно сбор фруктов превращался в праздник и страду.
Но долина могла быть еще урожайнее, еще щедрее. Могла и должна! Этого требовало время, этого требовал курс развития сельского хозяйства, идущего по пути интенсификации. Садоводы совхоза «Перевальный» провели реконструкцию своих садов. Современный промышленный сад выглядит прозаично: ни тебе зеленой травки, ни укромных зарослей — ровные, под линеечку, ряды невысоких деревьев, посаженных почти вплотную, междурядья перепахиваются, рыхлятся круглый год.
Все меньше остается вдоль русла реки диких зарослей лозняка, ломоноса, или, как его здесь называют, шермауки. Жаль, конечно, старых дуплистых раскидистых осокорей, огромных, узловатых, скрученных ветрами в жгут, чернокорых старых груш. Но промышленный сад — не парк, а фабрика по производству фруктов. И это свое прямое назначение он выполняет неплохо. Ветви деревьев пальметтного сада бывают облеплены плодами так густо, что кажется плодов больше, чем листьев.
Именно так выглядит осенний сад в бригаде № 1 между селами Лозовым и Пионерским.
Несмотря на то что долина Салгира будто специально создана природой для садоводства, добиваться высоких урожаев тут совсем нелегко. Участки сада не похожи друг на друга — разные почвы, разный рельеф, разные условия увлажнения. Годы урожайностью не похожи друг на друга — случаются суровые зимы, весенние заморозки, летняя жара, продолжительные засухи, ливни, град, сильные ветры... Капризам природы противостоят научно-технический прогресс и упорный труд. Результаты бывают прекрасные — до 380—400 центнеров яблок дает гектар местного сада! Это в три раза больше того, что собирали раньше. Конечно, монокультура (яблоневые сады) имеет свои недостатки, но взамен ей ничего пока не придумано.
Высоких устойчивых урожаев добиваются в бригаде № 7, где бригадиром Валентина Степановна Долгополова. Это самый уважаемый бригадир-садовод в совхозе. Трудом таких тружеников, как Т.И.Сиротенко, В.И.Апостолов, Т.М.Ахмарова и многих других, становятся урожайнее из года в год салгирские сады.
Фруктовые деревья здесь не только в садах. Они везде: в декоративных и парковых посадках, в лесополосах, вдоль дорог. Кому случалось ехать из Симферополя в Алушту в июле — ноябре, наверное, запомнил этот особенный колорит: не шоссе, а сплошной ряд огромного фруктового рынка. По обочинам у ворот и калиток, на столах, стульях, скамейках, просто на земле навалом, в ящиках, ведрах, корзинах, мисках — фрукты. Это продукция приусадебных садов: черешня, вишня, абрикосы, персики, яблоки, груши, айва, орехи — все по сходным ценам. Хозяев часто возле «товара» нет, их вообще нет дома — заняты, может, в то самое время поливают или опрыскивают совхозный сад. За целой «секцией» по совместительству присматривает соседка-пенсионерка. Бери что приглянулось, оставляй деньги. А продукция совхозных садов идет на прилавки магазинов и ларьков в Алуште, Симферополе и других городах.
И не смотрите с пренебрежением на обмелевший, скромно журчащий в каменистом русле Салгир. Он безропотно отдает все, что имеет, садам, огородам по струйке, по капле — небо не балует нашу землю дождями.
С любой вершины южной кромки Большой Демерджи вы увидите море. Описать его невозможно — всякий раз оно разное. Внизу, на побережье — санатории, дома отдыха, пансионаты, пионерские лагеря. Создана целая индустрия отдыха.
Приморские долины, что с юга и с востока Большой Демерджи, тоже утопают в садах. А еще — в виноградниках.
Гордость южных садов не яблоки, а груши. Деканку зимнюю, Оливье де серр, выращенные в долинах Алушты, исстари знали и ценили не только в России, но и в Европе, во Франции, на родине этих деликатесных сортов; точно так же, как ценили там и ставили чуть ли не выше своего наше крымское шампанское. Такая это земля — Крым, Южный берег.
Да, такая земля, и главная забота жителей окрестных долин и склонов — урожай. Можно ли найти другое, более прекрасное предназначение земли, чем это! Оно как материнство. И всегда жаль землю, у которой нет возможности плодоносить. А почва туг глинистая, щебнистая, местами коричнево-красная, как кирпич, как кирпич твердая, обожженная солнцем. Ее и лопатой-то не возьмешь, кирка да узкий, как меч, лескёр, как меч, тяжелый — вот основные орудия земледельца еще 30—40 лет назад. Солнце обидело эту землю, но оно же и силу ей дает. Говорят: здесь не земля родит, а солнце и вода. Хотя, если быть точным, труд человеческий дает плодоносную силу земле. А воду ценить тут умеют. Бережно собирают и направляют на виноградники и в сады влагу родников и речек, ливневую воду. А ливни случаются такие, когда за считанные часы выливаются месячные порции осадков. В ущельях и оврагах, десятилетиями остающихся сухими, бушуют потоки. С бешеной скоростью скатываются в море, сметая все на своем пути. Трудно удержать эту дикую воду. Но строители справляются и с такой задачей — создаются водохранилища.
Еще недавно виноградники и сады приноравливались к фантастическому, замысловатому рельефу. Узкими лентами втискивались в речные долины, мелкими клочками жались к родникам. Теперь же, вольно размахнувшись, покрывают увалы и склоны. Раскорчеваны бросовые заросли, объединены мелкие участки. Кирку да лескёр можно встретить разве что у любителя на приусадебном участке. Совхозные сады и виноградники обрабатываются специальными тракторами с набором всевозможных сельхозорудий. Сотни километров труб проложено по сухим откосам, электричество гонит воду на склоны и плато. Специалисты, виноградари думают над тем, как повысить продуктивность плантаций. И большое место тут отводится усовершенствованию орошения. Имеются в Крыму участки, где устроено подпочвенное орошение. Уже есть и другие системы орошения, еще более прогрессивные, экономичные.
При так называемом капельном орошении вода подается строго дозированно прямо к корням каждого дерева. Такое орошение устроено, например, в саду бригады № 1 совхоза «Перевальный». Такая же оросительная система действует и на виноградниках совхоза-завода «Алушта». Труд поливальщика тут сводится к тому, чтобы повернуть вентиль или нажать кнопку. А вообще-то есть возможность орошение сделать автоматическим. Это — будущее.
Даже на склонах, ранее считавшихся совершенно непригодными для земледелия, сооружены террасы. Особенно большая работа была проведена на склонах юго-восточных отрогов Большой Демерджи.
Это целая индустрия — горное плодоводство и виноградарство. Проводятся полевые исследования. Дают свои заключения и рекомендации почвовед, геолог. Рассчитываются инженерные сооружения, водотоки на случай ливня, подъездные дороги. В распоряжении строителей бульдозеры, скреперы, экскаваторы. Выбранный под многолетние насаждения участок планируется: перемещаются тысячи тонн грунта, подчас скального. Срезаются кряжи, засыпаются овраги. Закладываются дренажи для грунтовых вод, ставятся опорные стены.
Почвенный слой на крутых склонах обычно минимален. На поверхность выступают глинистые сланцы, или, как их еще называют, шифер. Эти сланцы обладают свойством быстро выветриваться. Разрушаясь и осыпаясь, они дают большое количество рыхлого сыпучего материала, который сносится ливнями. И тогда мы говорим о селях — потоках жидкой грязи. Сель — грозное явление природы, для Крыма очень характерное; южные склоны Большой Демерджи не исключение. С ним и в наше время бороться не просто.
Но эти же самые сланцы, будучи разрыхлены, распаханы плантажным плугом, через два-три года превращаются в мелкозем, в почву, пригодную для возделывания винограда. Этим широко пользуются виноградари. Но при строительстве террас верхний слой грунта бережно сгребают в сторону, а после снова распределяют по поверхности.
Как видите, речь идет не о покорении или завоевании Природы. Природа — мать наша. И принимать ее надлежит такой, какая она есть. Что ж, порой она капризнее, чем нам хотелось бы, не так щедра, как нам хотелось бы, разве это причина не любить ее? Думаете, туарег любит свою Сахару меньше, чем итальянец Неаполитанский залив? Или индеец Амазонии привязан к своей болотистой сельве меньше, чем гордый сван к своей подоблачной Сванетии?
«Покорить» — значит переломить, совершить насилие, взять и ничего не дать взамен.
Плоды насилия человек пожинает сам.
Было, вырубали леса — лишались урожаев; брали песок и гравий на строительство с морских пляжей — стали рушиться берега под напором моря; поставили тяжелые сооружения на склонах — тронулись оползни; хлынул поток туристов в горы и леса — запылали пожары. Это все было.
Но до сих пор еще многое делается не так, как подсказывают разум и доброе чувство к родной земле. В горном Крыму грохочут карьеры; под топором непродуманных строек падают деревья даже в заповедных лесах; прокладываются канатные дороги, приглашая миллионы ног вытаптывать уникальные горные луга и рощи, предлагая миллионам рук засорять территории, с которых собирается вода, питающая водопроводы южнобережных здравниц и квартир.
...А мне хотелось бы рассказывать о том, как люди, не требуя от земли того, чего она дать не может, помогают ей стать плодороднее, добрее, красивее.
Лишь даря земле бескорыстную любовь и разумный труд свой, люди получают от нее неиссякающие богатства, нынешние и будущие.
Со всех сторон почти сплошным кольцом Большую Демерджи окружают леса. Особенно велик лес, что подступил с севера, взобрался к самой кромке плато Тырке. Басовитый, многоголосый гул наполняет ущелье, долины реки Бурульчи и ее бесчисленных притоков.
Лес шумит. И шум его слышен высоко на скалах. Прислушайтесь, лес рассказывает о событиях давно минувших, свидетелем и участником которых он был. О многом рассказывает лес. Рассказывает одновременно на тысячу голосов. Нелегко расслышать какой-нибудь один-единственный.
Но одно повествование звучит властно и четко. Оно о крымских партизанах, о Великой Отечественной войне.
В начале ноября 1941 года фашисты захватили Крым. Но он не покорился: сражался Севастополь, гремели бои у Керчи, тревожными боевыми буднями жили партизанские леса от Старого Крыма до Балаклавы.
Верховья Бурульчи — исконно партизанские края. Лесистые горы и ущелья, скалы и поляны еще в годы гражданской войны служили домом бойцам красного партизанского командира А. В. Мокроусова. И вот теперь снова хозяевами этих мест стали люди с мужественными сердцами, решившие и в тылу врага продолжить беспощадную борьбу. И вновь командиром их стал Алексей Васильевич Мокроусов.
Далеко от родных сел и городов ушли партизаны. Основательно и по-хозяйски устраивались они в лесу, превращая его в крепость. На целых два с половиной года стал лес фронтом. Множество лишений, испытаний выпало на их долю. И холод, и голод, болезни, раны, смерть. Значительная часть продовольственных баз вскоре оказалась в руках у врага. А зимы, как никогда, выпали ранние да суровые. Родина, как могла, заботилась о своих сынах, защитниках. Самолеты доставляли провиант, боеприпасы. Самолетами же эвакуировали по возможности тяжелораненых, больных, обессилевших.
Но никакие тяготы не могли погасить в их сердцах огонь борьбы с ненавистным врагом.
Расскажу только о партизанах, базировавшихся в тыркенских лесах. Впрочем, необходимо объяснить выражение «базировавшихся в тыркенском лесу». Дело в том, что общим районом базирования партизан был так называемый зуйский лес — лесной массив, лежащий между Долгоруковским плато и Караби. Именно зуйские леса да еще леса верховий рек Альмы и Качи (Крымский заповедник), Бельбека на протяжении всех военных лет в Крыму (1941—1944) были постоянным тылом и передовой для народных мстителей. Тыркенский лес — лес верховьев реки Бурульчи, северных и северо-восточных склонов плато Тырке. Это, по сути дела, южный угол зуйских лесов. А партизаны часто меняли места дислокации, переходя в новые и возвращаясь на прежние, в зависимости от боевой обстановки.
Броски боевых групп были молниеносны и дерзки. Ничего не могли сделать фашисты, чтобы обеспечить безопасность передвижения по шоссе Симферополь — Алушта, Алушта — Судак. Постоянно нападали партизаны на колонны автомашин в том месте, например, где речка Курлюк-Су впадает в Ангару, и у Тау-шан-Базара. Устраивались завалы, разрушались мосты. Несколько раз взлетал на воздух мост в Семидворненской балке. Не только минировали шоссе Симферополь — Феодосия, но и постоянно нападали на транспортные колонны.
Партизаны не раз уничтожали фашистские гарнизоны в ближних деревнях: Ангара (Перевальное), Чавке (Сорокине), Толбаш (Опушки), Петрово, Барабановка и дальше: Горки, Монетное, Джалман (Пионерское), Тавель (Краснолесье), Розенталь (Ароматное), Новая Бурульча (Цветочное).
Во время массовых боевых действий десятки сел освобождались от оккупантов. А 6 декабря 1943 года партизанами был взят районный центр Зуя. Освобождены люди, томившиеся в фашистских застенках в ожидании расправы, многие спасены от угона в Германию.
Минную войну вели партизаны на железных дорогах. Боевые группы подрывников уходили в степь за сотню километров в многодневные рейды. Летели под откос поезда у Нижнегорского и Советского. Временами магистраль между Симферополем и Джанкоем полностью выходила из строя. Еще дальше по тылам врага пробирались разведчики. Точные сведения о дислокации вражеских частей и коммуникаций особенно полезными были для советских авиаторов. Война войной, а молодость, отважная и озорная, брала свое: узнав, что аэродром под Сарабузом — бутафория, наши летчики не удержались от искушения поиздеваться над врагом — забросали этот «аэродром» не бомбами, а дровами. Нас на мякине не проведешь!
Крымские партизаны за 29 месяцев борьбы, с 1941 по 1944 год, уничтожили более 29 тысяч фашистов, пустили под откос около 80 эшелонов. На долю отрядов, базировавшихся между Караби, Долгоруковской яйлой и Тырке, можно смело относить добрую часть всей этой статистики.
Авторитет крымских партизан, особенно в 1943—1944 годах, был настолько велик, что сдавались в плен и присоединялись к их борьбе с фашистами румыны, словаки. Однажды группа солдат-словаков прорвалась в зуйские леса через весь Крым с Херсонщины! Они пригнали грузовик с хлебом и боеприпасами.
С первых дней оккупации фашисты приложили все силы, чтобы ликвидировать партизанский фронт в своем тылу. Карательные экспедиции, засылка убийц, провокаторов и шпионов, обращения к жителям сел и городов с обещаниями за голову каждого партизана 5000 марок, за голову партизанского командира —10 тысяч. В бесчисленных листовках немецкое командование обращалось к партизанам. Уговаривало прекратить сопротивление, сдаться, обещало сохранить жизнь, угрожало.
Но результаты зачастую были обратные: случалось, население целых деревень уходило к партизанам: Барабановка, Петрово, Ангара, Шумхай (Заречное), Чавке, Нойзац (Красногорское), Фриденталь (Курортное), Джафар-Берды (Дружная), Аталык-Эли (Соловьевка), Ново-Ивановка, Бура (Глубокое).
В 1943—1944 годах мощь партизанская окрепла за счет трофейных минометов, автомобилей. Воздушная связь с Большой землей была надежной. Самолеты приземлялись на плато Орта-Сырт, на Долгоруковской яйле, на Караби. «Прочесы» и карательные экспедиции дорого обходились немцам.
Жестокими были бои 26 июня 42-го. Но штурм, предпринятый немцами 24—25 июля этого же года, надолго запомнился всем. Более двадцати тысяч отборных вражеских солдат, специальные горнострелковые части, самолеты, танки. Каратели наступали с трех сторон. Фашисты вели себя шумно, совершенно уверенные в полнейшем успехе. И, действительно, семьсот партизан, среди которых много раненых и больных, обороняясь в небольшом лесном массиве, центром которого была высота 1025, вдоль и поперек прорезанном вполне проезжими дорогами, вряд ли могли успешно противостоять такой силе. Но оружием патриотов была беззаветная храбрость и дерзкий маневр. По тридцать часов кряду вели изматывающие бои с наседающим врагом партизанские заставы. Когда немцы все-таки обложили высоту, на которой базировались основные силы, партизаны сумели выскользнуть из окружения и ушли в лесистое ущелье речки Курлюк-Су. В этой операции фашисты потеряли более тысячи человек убитыми.
Еще более жесток штурм 27 декабря того же года. Враг был упрям и озлоблен. Войско в три тысячи солдат и офицеров штурмовало плацдарм, где держали круговую оборону двести патриотов. Гитлеровцы были уверены, что с лесным воинством будет наконец покончено — нужно лишь посильнее нажать. Десять часов шел бой. Оккупанты и на этот раз мало чего добились. Поредевшие, но не разбитые отряды партизан снова вырвались из клещей, ушли в заповедные леса на Чатыр-Даг. Тыркенский лес опустел ненадолго.
Отражая очередное наступление противника в ноябре 1943 года, народные мстители захватили несколько автомашин и танк целехонькими и тепленькими, с работающими моторами.
Досадуя на свое очевидное бессилие, немцы ожесточились. Они бросали все новые и новые части, стараясь смять, раздавить, выжечь огнем...
29 декабря 1943 года против трех тысяч партизан двинулось сорокатысячное войско. Тридцать шесть батарей (три дальнобойных) вели огонь по тыркенским и зуйским лесам. Не менее пятидесяти — шестидесяти бомбардировщиков беспрерывно сбрасывали свой смертоносный груз на скаты и отроги Тырке, где размещалась шестая бригада; на ущелья Бурульчи и ее притоков, где держали оборону первая и пятая бригады; на высоту 887, Колан-Баир, на гору Яман-Таш. Бой длился много дней. Насмерть стояли герои, отражая по 13 атак в день.
Последним бастионом стала гора Яман-Таш. Но слишком неравными были силы, и, чтобы избежать разгрома, защитники покинули гору. По непроходимым кручам ушли в тыл карателям, сумели провести с собой и укрывавшихся в лесу мирных жителей, спасая от неминуемой гибели.
Ни лишения, ни муки, ни смерть не могли сломить партизан, заставить отказаться от борьбы. Их упорство и отвага не знали границ.
Если повезет, встретим на склонах Тырке лесника Перевальненского лесничества Алексея Афанасьевича Фролова. Его обход под Чатыр-Дагом, но тянет старого партизана на тропы боевой юности. В отряде О.А.Козина воевал Алексей Афанасьевич. Однажды отряд захватил село Сорокино, уничтожил фашистский гарнизон, разгромил штаб. А потом, проявив боевую инициативу и молодецкую удаль, бойцы пустили в воздух целый склад взрывчатки, предназначенной для уничтожения плотины Аянского водохранилища. Как давно это было! И как, однако, молоды они тогда были!
К партизанам, спасаясь от фашистских облав, пришла семнадцатилетняя девушка Валя. Валентина Викентьевна Козина — известная нынче в стране птичница, Герой Социалистического Труда. Стала разведчицей в отряде О.А.Козина. Это с тех пор носит она свою фамилию — по мужу. Да, были они молодыми. Как им хотелось побродить в этих лесах просто так! Хотелось рвать цветы, слушать свист дроздов, стрекот синиц, а не очереди вражеских автоматов, крики сойки, а не истеричное: «Хальт!» Хотелось видеть, как сыплются по осени на землю желуди, а не закопченные осколки фугасов, собирать грибы, а не укладывать мины.
Хотелось любить, а не убивать, гулять на свадьбах, а не умирать.
Но они умирали. Умирали потому, что любили. Любили Родину. Защищали звезду над своим родным домом, полевой серп и заводской молот.
У своего пулемета погиб Яша Сакович.
Далеко на шоссе штурмовать фашистские автоколонны уходила группа Николая Федорова. Там вражеская пуля оборвала жизнь отважного командира.
Не дожил до радостного дня освобождения Крыма Василий Бартоша, о подвигах которого среди партизан ходили легенды.
Геройски пали Никита Бараненко, Петр Лещенко, Василий Зайцев, Иван Голиков, отец и сын Неклепаевы, Клава Юрьева, Ураим Юлдашев — список можно продолжать и продолжать.
В этих лесах навсегда остались отважные сыны братского словацкого народа Ванделин Новак, Франтишек Бабиц. Они храбро и умело дрались за свободу Словакии, за Советский Союз, который в своей клятве нарекли Родиной родин.
Вот о чем рассказывает лес. Вот о чем и еще о многом другом может рассказать нам лесник Перевальненского лесничества Фролов, если повезет с ним познакомиться. Алексей Афанасьевич навсегда связал свою жизнь с лесом. Слишком много он для него значит.
Прошлое, настоящее, будущее. Без человека рассыпается связь времен, без человеческой памяти, знания, любви.
Лес. Что же он собой представляет?
Немного азов. Вы, конечно, помните школьный курс географии. Помните о вертикальной зональности растительности в горах. Этот закон работает и в крымских условиях. Деревья расселились по этажам. По долинам рек, в нижней трети склонов нас встречают дубовые леса. Для неискушенного глаза дуб как дуб. А для знатоков здесь растет не просто дуб, а целых три его вида: дуб обычный, или черешчатый, дуб пушистый и дуб скальный, причем дуб скальный занимает «антресоли» этого этажа и порой поднимается гораздо выше. В дубняках «квартируют» еще липа, ясень, граб.
Особенно по опушкам полян много кизила, лещины, боярышника и других ягодных, фруктовых деревьев, кустарников.
С высоты 600—700 метров господствующими породами в лесу становятся бук и его верный спутник граб. Здесь тоже свои тайны. До сих пор лесоводы и ботаники не пришли к единому мнению: что же за бук растет в Крыму? Одни считают, что тут их два вида: кавказский и европейский. А другие уверены, что в Крыму живет самостоятельный вид — бук таврический. Но независимо от того, кто из ботаников окажется прав а этом споре, загадок в буковом лесу не уменьшится. Местами бук почти полностью замещен грабом. Практически по всему склону встречается сосна. Однако в заметных количествах она произрастает в местах малодоступных, на склонах, на обрывах яйлы, причем здесь чаще встречается сосна красноствольная с ярко-зеленой короткой хвоей—сосна обыкновенная. А ниже, среди дубовых лесов,— сосна с серым стволом, с длинной редковатой, несколько тусклой хвоей — сосна крымская. Она ближайшая родственница той сосне, что растет по всему Средиземноморью, но по ряду особых признаков нашу сосну все-таки выделяют в особый вид — сосну крымскую, или, как ее еще называют, сосну Палласа.
Но и обыкновенная сосна — не простая сосна. Это характерный только для Крыма подвид — сосна крючковатая, или сосна Сосновского.
Мне хочется, чтобы вы отличали тис. Дерево-отшельник встречается в горах среди скал, порой вырастая из тесных укромных расселин. Мне он чем-то напоминает мамонта или бизона. Одинокой отрешенностью или даже обреченностью веет от него, дремучей древней силой, выносливостью и беззащитностью одновременно. Все, наверное, оттого, что история этого дерева известна. За ценную красную древесину его вырубали повсеместно. Были даже охотники, промышлявшие тем, что отыскивали буквально последние экземпляры тиса по лесным трущобам, по темным щелям и сбывали краснодеревщикам. Увы, какая знакомая история!
И хотя «охота» за ним давно прекратилась, он все еще не доверяет людям. В самых укромных местах горного леса только и живет тис. Патриарх здешних лесов. Живая окаменелость.
Над лесами — яйла. Одно время яйлой географы называли Главный (самый высокий) хребет Крымских гор. Это тюркское слово означает «летнее пастбище». И хотя местные жители, даже чабаны, чаще называют яйлу «джайлава», в литературе закрепилось слово «яйла», известное и за пределами Крыма. В Болгарии, например, «яйлой» называют и голые верхи гор, и каменистые навалы побережья.
Почему Крымская яйла без леса? Ее безлесность проще всего объяснить действием закона вертикальной зональности — яйла без леса потому, что лежит выше естественной границы лесов. Но яйла не лежит на каком-то одном уровне, а приурочена к плоскогорьям на высотах от 600 (низкие яйлы) до 1500 метров (высокие яйлы) над уровнем моря. И если плато расположены ступенчато одно над другим, то лес преспокойно растет себе на склоне между двумя яйлами, как в случае Долгоруковского плато и Тырке. Яйла — это что-то более сложное, чем проявление закона вертикальной зональности. Одно время безлесность яйлы объясняли тем, что человек за много веков выжег и вырубил леса на плоскогорьях. Действительно, заготовлять и транспортировать лес на сравнительно ровных возвышенностях легче, чем в ущельях и на склонах. Однако палеонтологические исследования убедительно говорят о том, что и в древние времена, не только 10 000 лет, но и 100 000 лет назад, залесенность плоскогорий не была сплошной.
Летом на яйле два цвета: белый и зеленый. И хотя известняк на каждом шагу, яйла — царство трав. С одинаковым успехом ее можно назвать горной степью и горным лугом. В местах более влажных по низинам — луг, на сухих склонах — степь. И тут же островки леса Гигантская мозаика. Травы яйлы — типчак, степная осочка, ковыль-волосатик, костры, мятлики, овсянницы, пырей, тимофеевка, ежа, коротконожка — сплетаются в пестрый прохладный ковер. Вообще здесь с весны до глубоких заморозков что-то цветет; таволга, подмаренник, тысячелистник, зверобой, душица, клевер, эспарцет. Удивительное богатство видов. Не меньше пятисот — почти четверть всей крымской флоры! Сорок пять видов растет только тут и нигде больше. Это интересный факт. И он говорит о том, что яйла ко всему еще и природная лаборатория по образованию новых видов. Продолжается сотворение живого мира. Вернее, его самосотворение.
В свое время яйле здорово навредил человек. На плато и склонах Большой Демерджи паслось многотысячное поголовье овец, коз, коров. Не только местный — с Украины, Молдавии, Трансильвании пригоняли скот на летние пастбища. И яйла не выдержала. Она надорвалась, заболела. И если иметь в виду не только Демерджи, то скажу, что особенно тяжелый урон был нанесен нижним яйлам, как более доступным и ценным по травостою. Эрозия стала разъедать яйлу. Не только трав — она лишилась почвы. Сейчас ржавый суглинок размытых склонов постепенно затягивается зеленью трав. Яйла залечивает раны. Так благотворно сказалось запрещение выпаса здесь скота. Однако в тех местах, где, несмотря на запреты, стада все-таки пасутся, эрозия продолжается.
Мне приходилось слышать от людей, едущих лесной дорогой, разочарованное или даже презрительное:
— Фи, разве это лес? Не деревья — кусты, не стволы — жерди.
Да, жерди. Дело в том, что по долинам, близ дорог, лес порослевый, выросший на пнях и корнях старых, некогда срубленных деревьев. Вот послушайте. История хозяйственного освоения человеком крымских горных лесов стара как мир. Издревле местный лес употреблялся на строительстве жилищ, выжигался под пашню. Ко времени колонизации Крыма греками и особенно римлянами потребность в строительной древесине в Средиземноморье была огромной, леса Ливана и Греции были уже истощены. Существуют вполне определенные свидетельства того, что вместе с зерном плыл Понтом Эвксинским в метрополии и крымский лес. В средние века вывоз леса усилился, особенно из восточной части южнобережья (а значит, с южных и юго-восточных склонов Большой Демерджи), из районов, подвластных генуэзцам.
Еще в 1783 году академик В.Зуев писал, что «поверхность Крымских гор покрыта лесом, к строению судов годным». Это факт, что доблестные эскадры Ушакова, Сенявина, Лазарева в значительной своей части построены из крымского дуба и сосны.
С каждым годом разработка лесов, самых ценных лесов (за малым исключением), увеличивалась.
«Весь южный склон гор от Судака до Алушты уже давно оголен и превращен почти что в пустыню; теперь дорубливают только кустарники и одинокие деревья, людям содействуют стада овец и коз»,— свидетельствует гидрогеолог И.Педдакас в 1905 году. Только за период с 1860 по 1922 год площадь крымского леса сократилась на одну треть! И составила 221 тысячу гектаров. Лес рубили врангелевцы для нужд флота и на дрова. Интервенты и частные владельцы вывозили древесину, грабя землю, которая уже жгла им пятки.
На вырубках лес в былой своей красе и могуществе уже не восстанавливался. Строевого леса не получалось. Но человек не унимался. Использование леса было тотальным. Что годилось — шло на дрова. А из того, что и на дрова не годилось, выжигали уголь. До сих пор еще на склонах встречаются так называемые «халавы» — уже заросшие мелколесьем небольшие террасы, заполненные черной массой древесного угля. Былые леса выродились в шибляк — густое низкорослое мелколесье из дуба пушистого, грабинника, держидерева, шиповника, кизила. Местами даже это мелколесье превращалось в редколесье, растущее на обнаженных суглинках и сланцах,— чахил. Особенно типичными стали шибляк и чахилы на южнобережных отрогах Главной гряды (и Демерджи тоже). Большой урон был нанесен лесам в годы Великой Отечественной войны. Развернув вывоз крымского леса в Германию, фашистские власти учредили специальный трест по эксплуатации лесов Крыма.
Не презирать нужно эти искривленные грабиннички да дубнячки, а удивляться им. Удивляться тому, что он еще жив, многострадальный крымский лес. Ведь на отдельных участках растут деревья не только седьмой, но десятой и даже более генераций. Вы только себе представьте! Более десяти раз начисто вырубали лес. И более десяти раз поднимался он снова, как бессмертный. Но сколько можно — лес ведь не сенокосный луг!
Правда, выше, под самой яйлой, там, куда не просто забраться лесорубам, есть места, где не гулял топор. Там стоят, как монолитные колонны, дремучие сто- и стовосьмидесятилетние буки.
Лес — это жизнь. Лес давал возможность существовать бедняку. Но, грабя лес, богатели равнодушные и жадные временщики. Он укрывал и, как мог, собой защищал партизан, но и сам уже давно нуждался в защите.
О недопустимости чисто потребительского отношения к крымскому лесу говорили прогрессивные люди России. Раздавались призывы упорядочить лесопользование и вести его таким образом, чтоб лесные богатства не истощались, а умножались. Как только представилась возможность, жемчужина крымских лесов — бывшие владения Козьмодемьянского монастыря и царской охоты были объявлены Национальным заповедником.
В феврале 1918 года народный комиссар земледелия Советской Республики Тавриды подписал декрет, в котором сказано: «Все животные, населяющие район Национального заповедника... являются народным достоянием». Одновременно было выпущено воззвание к населению Крыма с призывом «На защиту заповедного леса и его обитателей!»
О пресечении раскорчевки крымских лесов, об изъятии из пользования уже раскорчеванных без надлежащего разрешения участков и восстановлении на них лесных насаждений говорилось в постановлении Совета Народных Комиссаров, подписанном В.И.Лениным в ноябре 1921 года.
Времена для страны были исключительно тяжелые. Окончательно утвердил существование Крымского заповедника в рамках советской государственности и законности, практически решил его организационные проблемы декрет СНК РСФСР от 30 июля 1923 года.
...Фашистская оккупация разорила крымские леса. Однако уже через месяц после изгнания оккупантов Крымский заповедник свою деятельность возобновил.
Сейчас это не единственный заповедник на полуострове. Заповеданы Лебяжьи острова, в 1973 году организован Ялтинский горно-лесной заповедник, в 1979-м — Карадагский...
Крым — земля поистине уникальная и отношения к себе требует бережного.
С 1956 года на территории крымских лесов запрещена всякая лесозаготовительная работа.
Лес давно уже имеет заботливого и рачительного хозяина. Склоны Демерджи и Тырке разделены между Перевальненским и Алуштинским лесхозами. Работники лесничеств в деятельности своей видят такие задачи: борьба с пожарами, вредителями и болезнями, рубки ухода, восстановление и охрана лесов.
Да, бичом лесов, особенно хвойных, являются пожары. Бор вырастает за сотни лет, а пожар сметает его за считанные часы. История крымских лесов хранит память о катастрофических пожарах. Эта память запечатлена не только в документах, но и в толще стволов двухсотлетних сосен. На свежих срезах случается увидеть по нескольку обугленных слоев между годовыми кольцами. Пожары случаются и в наше время. Ощутимый вред наносят лесам и всякого рода вредители-насекомые. Состояние леса, жизненный его, так сказать, тонус тут играет не последнюю роль. На здоровое дерево вредитель не идет. Здоровое дерево, что называется, «в соку», не дает себя в обиду ни дубовому усачу, ни какому другому «зверю». Ослабленное же, хилое быстро становится жертвой этих «кровожадных» тварей. Дерево болеет, слабеет и после так называемых низовых пожаров, а этого только и ждут усатые и зубастые вредители в хитиновых панцирях. Десять, двадцать лет чахнет такой лес. Зачастую отмирает начисто. Применять химические методы борьбы с вредителями ой как нежелательно! Однако опрыскиватели держат наготове.
Особенную опасность представляют дубовая зеленая листовертка, непарный шелкопряд, зимняя пяденица. ДДТ для «лечения» демерджийских и тыркенских лесов уже лет двадцать не применяется — есть другие препараты. Внедряются биологические методы борьбы с вредителями. И тут у алуштинцев есть хороший опыт работы с дендробациллином. Успешно испытываются и феромонные ловушки. На запах в эти ловушки слетаются насекомые со всего леса. Не все насекомые, а именно те, уничтожить которых необходимо.
Расселению вредителей препятствует очистка леса от перестойных и больных деревьев, сушняка и бурелома. Эту задачу и выполняют рубки ухода. И вообще, лес нуждается в осветлении. И тут работы в достатке.
Одна работа смыкается с другой: при осветлении или санитарных рубках по опушкам оставляют кучи срубленных деревьев. В этих-то кучах в первую очередь и поселяются древоточцы. Тогда сушняк сжигают и делу конец!
Разумеется, в процессе всех этих работ добывается какое-то количество малоценной древесины. Она идет в основном на дрова. Но вот беда, спрос на дрова нынче невелик. Не жалуют дрова ни в городе, ни в деревне — вот и гниют в демерджийских и тыркенских лесах готовые поленницы невывезенных дров.
Мастер Перевальненского лесничества Степан Васильевич Краснюк, опытный специалист по лесу, считает, что можно бы наладить заготовку буковой и дубовой чурки для выделки паркета. И польза, и выгода была бы большая. Лишь бюрократические моменты мешают организовать эту работу.
Кроме «побочных» дров, держаков для лопат и вил, бочковой клепки, здешняя природа дает и другую продукцию. Перевальненское лесничество снимает ежегодный урожай сена в пятьдесят тонн. (Травы на полянах и яйле родятся отменные!) Кроме того, в сезон идет заготовка лещины, ягод.
...По всему Тырке-Демерджийскому массиву и его отрогам растут леса, посаженные человеком. На пологих склонах, на узких] террасах, в карстовых котловинах, у самого моря и на вершинах яйл много тысяч гектаров. Это совсем еще молодые леса.
Но, рассказывая о крымском лесоводстве, не могу не вспомнить вот о чем. В глубокой балке реки Улу-Узень Восточный у села Генеральского доживают последние годы своей жизни старые грецкие орехи. Ученые Никитского ботанического сада определили возраст по крайней мере двух из них — две тысячи лет! Эту средиземноморскую культуру в Европу завезли древние греки (отсюда и название!). Правда, нет оснований считать, что наши деревья посажены эллинами. Но орех — порода культурная, и высадил его человек — первый садовод, первый лесовод.
Между прочим, первые кипарисы в Крыму тоже посажены руками человека, хоть и не в столь отдаленные времена.
В 1871—1876 годах по склонам феодосийских гор заложены сосновые леса на внушительной для того времени площади. В 1905—1915 годах крымский лесовод А.Ф.Скоробогатый провел большую работу по акклиматизации на склонах гор экзотических растений: кедра гималайского, пихты нумидийской и обыкновенной, лиственницы. Сосновые же леса посажены на Ай-Петринской яйле в 1911—1913 годах. Однако от старых посадок сегодня осталось немного.
Много леса посажено за годы Советской власти. И по-настоящему двинулся он в горы уже после войны, особенно в пятидесятые годы, когда появилась мощная техника: тракторы, террасёры. Несмотря на то, что лесоразведением в Крыму занимались давно, многое до последнего времени оставалось неясным. Для осуществления теоретического руководства лесопосадочными работами и была создана в 1952 году Горно-лесная опытная станция (ГЛОС) в Алуште. Массовые высадки леса широко развернулись на склонах Демерджи и ее отрогах, а затем на плато. Производились они силами Алуштинского лесхоза. Там создано более трех тысяч гектаров новых лесов.
Директор ГЛОС Алексей Федорович Поляков рассказывает, что рабочие интересы станции не ограничивались лишь окрестностями Алушты, она участвовала в посадке около пятидесяти тысяч гектаров леса по всему горному Крыму! Главная роль новых лесов, как и всех крымских, отнюдь не хозяйственная, а водоохранная, почвозащитная и мелиоративная. Вот с этих позиций и нужно рассматривать все эти работы.
Теперь мы подошли, пожалуй, к самому главному в нашем рассказе о лесе. Тут я хочу дать слово доценту Симферопольского университета, доктору географических наук А.Н.Олиферову. Он давно занимается проблемами вод и леса.
— Вся беда в том, что с постепенным сокращением лесов в Крыму исчезала и вода! В литературе прошлого века встречаются сетования на то, что реки Крыма катастрофически мелеют, исчезают ручьи С. С. Станкевич писал, что из-за вырубки леса и затравливания кустарников Судакской долины реки мелеют, виноградники и сады гибнут, почвы смываются и даже сползают значительными площадями.
И Педдакас сообщал: «Дебиты источников дошли до своего минимума. В верховьях долины Ускута за десятилетний период значительно уменьшились и главные источники оттого, что вырубаются буковые леса, прикрывающие площадь этих источников». Истощение вод происходило и позже. Старожилы рассказывают о ручьях и родниках, от которых нынче не осталось и следа. На южных склонах можно встретить памятники былого многоводья: пустые колодцы, сухие родники. О том, что лес на климат влияет благоприятно, догадаться нетрудно. Однако механизм его влияния на водный режим территорий, возможно, понятен не сразу.
Лес понижает температуру окружающего воздуха. Влажность здесь выше, чем на открытом пространстве. Все это важно в Крыму, где засуха нередкий гость. В лесистой местности ветер слабее. На Демерджийской яйле за год выпадает до 1000 миллиметров осадков, однако сухой сильный ветер (20 м/с) способен за сутки иссушить яйлу так, что не остается и следов недавнего ливня. Снег, сметаемый ветрами со склонов и яйл, задерживается в лесу. Здесь он тает медленнее. А это значит, что талые воды не сбегают по склонам, а постепенно просачиваются в толщу пород, чтобы вернуться на поверхность родниками и реками. Лес препятствует быстрому испарению или сбеганию ливневых и дождевых вод. Вообще-то, летом для своих, так сказать, нужд он расходует влаги из почвы гораздо больше, чем трава. Но баланс воды за год в конечном счете — в пользу леса. Лес — первейший враг эрозии.
Молодые рощи, деревья в которых растут правильными рядами, зачастую на террасах, наверняка привлекут к себе ваше внимание. Однако вы не застрахованы и от разочарования — состояние искусственных лесонасаждений на яйле местами плохое: словно бурьян, смятые, спутанные сосняки, вытоптанные, изломанные березняки, иссохшие топольки. И сам собой возникает вопрос: в чем же дело? Тут лес не прижился совсем, там — растет чахлым, замученным. Почему?
Местами лес чувствует себя неплохо, местами же — сильно угнетен. И причин тут множество. Вот что выяснилось. Зимой в понижениях молодые посадки заметаются снегом по макушку. Весной наст, оседая, обламывает деревца. Во время похолоданий, наступающих вслед за оттепелями, на ветках намерзает столько льда и снега, что деревья не выдерживают. Особенно пагубны в таких случаях сильные ветры. И вообще, на ветроударных склонах на кромках плато лес очень угнетается ветрами. Снежные зимы случаются не так уж и часто, но каждая такая губит много деревьев. Кроме того, с возрастом они сопротивляются снегу и ветру хуже — становятся менее гибкими.
В иных местах лес до поры до времени растет как бы в ветровой тени. Но стоит ему подняться, как тут же он попадает под удары ураганов.
Поскольку в климатическом отношении яйла приравнивается к средним широтам, решили и лес на плато создавать из северных пород. Но тут яйла доказала, что она совсем не средняя полоса. Яйла есть яйла — нагорье. Условия существования для леса там экстремальны, предельны. Оказалось, что летом, случается, влажность воздуха падает до 15%. И это при сумасшедшем ветре! Северяне такую засуху переносят с большим трудом...
Впрочем, эксперимент остается экспериментом. Результат его одинаково ценен, позитивный он или негативный. Не забывайте: леса не промышленные, а водоохранные, и какие они ни есть, уже выполняют свою роль, работают. Снег в них накапливается. Формируются горизонтальные осадки, те осадки, которые совершенно теряются на пустых пространствах: иней, изморозь. Ведь лес умеет «выдаивать» туман. А этих осадков набирается до двухсот пятидесяти миллиметров в год. Много это или мало? Если земля, на которую выпадает 200 миллиметров,— это полупустыня, то земля, на которую выпадает 490 миллиметров,— это окрестности Симферополя.
Олег Борисович Исаенко — начальник областного управления лесного хозяйства — приводит такое сравнение:
— Три тысячи гектаров леса, посаженные на яйлах Крыма, по своему водонакопляющему эффекту равноценны водохранилищу в 40 млн кубических метров емкостью!
Я говорил уже о том, что лес таит множество загадок и проблем. Одна из них: проблема возобновления. Буковый лес уже стар, впрочем, как и дубовый,— молодой поросли мало. Уже сейчас нужно что-то предпринять. Многие лесоводы считают, что одна из главных мер — санитарные и осветляющие рубки. И не порослевый лес растить на вырубках, а семенной! Леса требуют реконструкции, направленной на замену порослевого древостоя семенным.
Но вот еще одна проблема. Среди задач лесной службы называлась и такая: охрана леса. Охрана от кого? Понятно, от браконьеров, от порубщиков... Но это не все. Браконьер, конечно, бич. Порубщик? Последняя самовольная порубка в Алуштинском лесхозе зафиксирована в 1961 году. Правда, систематически перед Новым годом совершаются набеги на молодые посадки сосен — иные «ценители красоты» ищут деревце особенных достоинств, какого на елочном базаре нет. Вот тут работа егерям и лесникам.
Выходные дни и праздники для всех — отдых. Для лесничих и лесников — самые хлопоты. Чем занимаются любители природы в лесу? Кто-то грибы ищет, кто-то ягоду собирает, кто-то скатерть-самобранку на поляне расстелил.,. Молодежь пошуметь, поозоровать, «расслабиться» норовит. Кто-то костер развел, а кто-то из ружья палит.
От ружейного свинца, от шума и гама зверь и птица бегут. А ведь и зверь и птица — не просто дичь для охотника. Они — жизненно необходимое звено леса. Лес без зверей и птиц обречен на прозябание — он беззащитен перед вредителями и болезнями.
Вот для наглядности такой грубый пример. В гнездовой период, весной, распугали птиц. Потомства нет. Тут подоспела вспышка дубовой листовертки или непарного шелкопряда. Птиц, питающихся этими гусеницами, нет или очень мало. Лес страдает. И если после нашествия дубовой листовертки листья отрастают снова и деревья, хоть и ослабленными, но к жизни возвращаются, то непарный шелкопряд — все равно что пожар.
А настоящие пожары? На склонах Демерджи и Тырке катастроф, подобных тем, какие были в окрестностях Алупки, Ялты, Гурзуфа (там выгорали сотни, тысячи гектаров великолепного соснового леса) не случалось. Трудно вообразить себе, какие потери природе наносят такие пожары. Трудно представить, чего стоит потушить такие пожары — Гурзуфский пожар 1982 года тушили 15 000 человек в течение десяти дней! А ведь причиной была чья-то небрежность или бездумное упрямство — непогашенный костер, спичка, окурок.
Время от времени загораются леса и в окрестностях Демерджи — происходят, как говорят специалисты лесной службы, возгорания. Но благодаря бдительности лесников серьезных последствий эти возгорания не имели.
Когда наступает летне-осенняя сушь, причиной катастрофы в лесу может стать любая спичка. Однако, по словам С.В.Краснюка возгорания происходят чаще весной. Парадокс? Но только кажущийся. Ранняя весна в Крыму сухая. Лесная подстилка быстро обсыхает, а травы еще нет. И как раз в этот самый момент в лес, начиная со времени школьных каникул, идут люди. И открывают это движение школьники.
Леса по обе стороны шоссе Симферополь — Алушта превращаются в цыганский табор. Наступает горячая пора для работников Перевальненского и Алуштинского лесничеств. И длится она до тех пор, пока не согреется море и неуправляемая, активно «расслабившаяся» человеческая масса не переместится на его берега.
Восемьдесят процентов сил и времени уходит у лесников в такие периоды на патрулирование лесов.
А вот еще печать времени. Если раньше компании оседали вблизи дорог — быстренько раскупоривались бутылки, разжигались костры, то теперь иные норовят забраться туда, где поглуше, надеясь не встретиться с патрулем.
Костры горят и зимой. Горят в местах лыжных и саночных катаний, на корнях двухсотлетних буков, у самых многообхватных стволов. Понятно: чтобы разжечь костер, нужен затишек. Но ведь страдают при этом лучшие деревья леса.
— Каких только нарушений не бывает в лесу,— сетует помощник лесничего в Перевальном Н.Я.Даньков.— Топор в руках лесоруба, что скальпель в руках хирурга. А в руках хулигана он — страшное зло. Подгулявшие молодцы любят развлекаться, метая туристские топорики в широкие стволы самых крупных деревьев. В наиболее любимых веселыми компаниями местах наиболее приметные деревья лишены коры на всю ширину стволов и на высоту человеческого роста. Измочаливается даже древесина. Эти деревья — калеки, они обречены.
С.В.Краснюк говорил:
— Туристом считается у нас любой забравшийся в лес малец. А следовало бы туристом считать человека экологически грамотного, физически подготовленного, прошедшего курс каких-то наук в каких-то учреждениях. И топоры в магазинах продавать нужно не любому, кто протянет за него трешку или пятерку, а только тому, кто предъявит соответствующее удостоверение. Существует же порядок с продажей охотничьего оружия...
Трудно перед лицом творимых в лесу безобразий не согласиться с этим мнением. Это ведь только лишь ради того, чтобы не допустить уничтожения пожарами южнобережных сосновых лесов, был организован Ялтинский горно-лесной заповедник.
Для дежурства в лесу привлекаются и милиция, и дружинники, сельсоветами и горисполкомом выделяется транспорт. Работники лесничеств проводят беседы в школах и пионерских лагерях, в санаториях и домах отдыха.
А работники ГЛОС занимаются изучением вопроса допустимой посещаемости крымских лесов человеком. С разработкой и введением научно обоснованных норм посещения леса дело охраны лесов будет поставлено на новую качественную и правовую ступень.
Я давно уже знаю о горах многое из того, что должен знать взрослый человек, читающий журналы и газеты, знаю даже несколько больше, поскольку одно время профессия моя имела прямое касательство к геологии. И тем не менее я все еще не потерял удивления перед горой, удивления почти детского, выражающегося словами: «Вот это да!» Нельзя сказать, что, кроме Демерджи, я других гор не видел. Отнюдь, я видел такое, с чем Демерджи и сравнивать-то неловко. Видел Карпаты, Урал, Ливан, Алтай, Кавказ, Альпы, Памир, Гималаи... Их вершины гораздо выше Демерджи, роскошнее и грандиознее. Но все равно я продолжаю удивляться и восхищаться своей горой.
Что же она представляет собой в отношении геологическом?
Весь массив, как огромный двухслойный пирог: верхний слой — известняки, ниже — конгломераты. А сам «пирог» водружен на постамент из так называемых таврических сланцев. Есть, однако, отступления от этой «общей» схемы, когда конгломераты не прикрываются известняками. Примером тому могут служить некоторые вершины на южной и юго-восточной кромках Демерджи- яйлы, гора Демерджи.
«Пирог» лежит косо, его южный край значительно выше северного. Кроме того, он не монолитен в своих недрах, он расчленен на несколько кусков- блоков гигантскими сбросами, или, говоря понятнее, разломами, вдоль которых слои относительно друг друга переместились: приподнялись и опустились. Таким образом разделены гора Демерджи и Демерджи-яйла. На месте сброса сформировалась седловина. Сбросом же отделена от горы Долгой и Тырке Долгоруковская яйла.
Специалисты говорят: Уральские горы древние, Альпы — молодые. Крымские горы тоже молодые. А что это значит? Это значит, что образовались они по сравнению с другими горами «недавно». Но что значит образовались? Уже 135 миллионов лет назад на месте нашего массива, как и на месте гор Первой гряды, была суша
Для сведения следует сказать, что Крымские горы образуют три гряды, протянувшиеся параллельно друг другу. И Первая гряда — это самая южная из них. Лежащая вдоль берега и наиболее высокая, она называется еще Главной грядой. В составе этой гряды и находится Демерджийский массив, расположенный почти в самом ее центре. Трудно сказать, как выглядела та древняя суша 100 миллионов лет назад. Ученые считают, что это был невысокий слаборассеченный горный кряж, скорее увал, полого возвышавшийся над водами древнего моря. Тырке и Демерджи тех далеких времен не были похожи на нынешних. Помните? «Всё боится времени, но время боится пирамид!» Однако пирамиды тоже боятся времени. Даже горы боятся его. Время изменяет их неузнаваемо. Точат мороз и солнце, ветер и текущая вода, разгадывает и вздыбливает сила движения земной коры. На месте горной страны, лежавшей за узким морем к югу, возникла глубокая впадина — будущее Черное море. Море с севера тоже исчезло, и плоская суша, лежавшая за ним, соединилась с горным хребтом. И сам хребет, несмотря ни на что, заметно подрос. Обрисовался контур будущего Крымского полуострова. Черты современного рельефа начали складываться 11—12 миллионов лет назад. А два — три миллиона лет назад горы стали расти особенно интенсивно. И если под «возрастом горы» подразумевать время, в течение которого гора имеет близкий к нынешнему вид, то возраст Большой Демерджи будет исчисляться лишь несколькими сотнями тысяч лет. Но можно говорить и о возрасте пород, слагающих гору. Это совсем другое дело. Известняки — самые молодые, им по 135—145 миллионов лет. Конгломераты — постарше, им 145—155 миллионов лет. Глинистые сланцы и песчаники цоколя и того старше —160—190 миллионов лет.
Но это не все: в составе конгломератов есть галька (песчаник, кварц, гематит, даже гранит), которой 250 миллионов лет и больше Но что значат эти 250—270 миллионов лет по сравнению с возрастом самых древних пород Земли, скажем, чарнокитов Индии, которым уже 4 миллиарда лет!
Случается слышать наивно глубокомысленные слова: давным-давно на месте этих гор было море. Правы ли те, кто так говорит? В общем-то, правы. Однако совершенно неизвестно, что они имеют в виду.
Действительно, и сланцы, и конгломераты, и известняки образовались в водах древних морей. Море плескалось на месте гор и 270, и 150 миллионов лет назад. Потом его сменила суша, «вскорости» снова погрузившаяся в пучину. Но и тогда, когда горы уже твердо встали над морем, оно время от времени пыталось затопить их. Вы обратили внимание на то, что рельеф гор ступенчатый? Есть плато высокие и низкие: верхнее и нижнее плато Чатыр-Дага, Каратау и Караби, Демерджи — Тырке и Долгоруковское плато. Это интересно уже само по себе. Но совершенно поразительно совпадение их уровней между собой. Впечатление такое, что все высокие плато являются фрагментами единой поверхности. Еще более наглядны в этом отношении низкие. Возникает мысль: не море ли создало в свое время такие обширные плоские пространства? Известно, что море и суша не только бесконечно меняются местами, но периодически колеблется общий уровень океанских (а следовательно, и морских) вод. Они то разом заливают сушу, то освобождают не только залитую сушу, но и часть морского дна. Какова причина этого явления — разговор особый. Но представьте себе: море затопило горную страну. Его воды принялись за свою извечную работу, они стачивают поверхность залитой суши. И когда через много тысяч лет море возвращается в свои берега, на месте былых гор оказывается плоское плато. Предполагают, что последний раз затопить наши горы попыталось так называемое Сарматское море. Но тогда остались над водной хлябью острова — нынешние Демерджи-яйла, Тырке, Каратау, Чатыр-Даг.
Однако не все объясняет эта гипотеза. Мало того, она сама не подтверждается отсутствием ряда очень важных факторов: уступ между высокими плато и низкими должен был сохранить хоть какие-то признаки морского берега и волновой абразии (размыва). На бывшем дне древних морей должны сохраниться обильные отложения продуктов размыва берегов. Но ничего этого нет! И потому предложена другая гипотеза, объясняющая ступенчатый, террасообразный характер рельефа Крымских яйл чисто сухопутными (континентальными) процессами. И древнему карсту среди них отводится первейшая роль. Некоторые ученые считают самые высокие плато поверхностью древнего рифа. Кстати, имеются вполне определенные признаки кораллового происхождения скал юго-восточной кромки Демерджи-яйлы.
В наше время верхний слой «пирога», которому мы уподобляем весь массив Большой Демерджи, порист, если не побояться некоторого преувеличения, как голландский сыр. Это карст — пещеры (самая длинная из них 750 метров), гроты, карстовые колодцы, шахты (самая глубокая — 50 метров). Дело в том, что массивный верхнеюрский известняк хоть и медленно, но верно растворяется водой атмосферных осадков. Он растворяется почти полностью, только 2—10% его нерастворимый остаток — глина.
С того времени как известняки вынырнули из пучин первобытного моря, сквозь их толщу по микроскопическим трещинам стала фильтроваться вода. И не удивительно, что за миллионы лет значительное количество известняка распустилось, как сахар в кипятке, буквально утекло в реки, а в недрах гор образовались пустоты. Все, что связано с процессом растворения горных пород водами, да и сам процесс носят название «карст».
Поверхность Демерджи-яйлы и Тырке изъедена бесчисленными блюдцеобразными и воронковидными понижениями — типичнейший рельеф мест с развитым карстом. На дне некоторых воронок— трещины и провалы. В них уходит вода, осовывается почва. Часто поверхность известняков источена мелкими дырами, усыпана глыбами и камнями, имеющими зализанный, изъеденный вид,— это карры, одна из форм проявления карста. Конгломератовая толща карсту практически не подвержена, потому поверхность Демерджи и ее северной тезки гораздо спокойнее.
У подножия закарстованного массива обычно бьют источники. Так же обстоит дело и с Демерджи. Это после долгого блуждания в недрах горы возвращаются на поверхность поглощенные карстом воды.
Горы зовут любознательных. Крымские пещеры издавна были известны людям. О некоторых из них сложены легенды: о Скельской, Тысячеголовой, о Красных пещерах... Легенды легендами, но истинных знаний о крымском карсте было маловато.
Активно изучать его стали лишь в пятидесятых годах. Все началось с энтузиастов, одержимых страстью лазания по старым и вновь обнаруженным «горным дырам».
Имена крымчан — старейших «пещерников» К.В.Аверкиева, А.С.Прибыловского, Г.С.Пантюхина и других теперь известны советским спелеологам. А тогда, в 1958 году, когда «фанатики и кустари» объединились в секцию спелеологии при Крымском институте минеральных ресурсов, возникла первая в стране организованная группа по планомерному изучению подземных карстовых полостей. Аверкиев и Прибыловский составили ядро этой группы. Руководили ею заведующий отделом карста профессор Б.Н.Иванов и научный сотрудник отдела В.Н.Дублянский.
И когда изучением пещер занялись всерьез, открытия посыпались, как из мешка. Оказалось, например, что Кизил-Коба имеет прямую связь с шахтой «Провал», в которой исчезает ручей Суботхан. Оказалось, что есть интересная пещера на крутых западных склонах Северной Демерджи. Открыли ее и обследовали симферопольские школьники из Малой академии наук (МАИ).
И тут хочу поговорить вот о чем. Ничего общего ни с наукой, ни со спортом не имеет ставшее популярным среди студентов, рабочей молодежи и особенно школьников «дикое» лазание по пещерам. Одержимые этим недугом мальцы вредят пещерам и науке, уродуя естественное лицо карста. Они разбивают натеки и кристаллы, замусоривают полости, роют, долбят, взрывают, пытаясь проникнуть в неведомые «дырки». Губят ценные для ученых факты. Случается гибнут сами, И не просто от элементарной невнимательности, которая грозит и сорвавшимся камнем, и оборвавшейся веревкой. Зная физику, они, чтоб разрушить скалу, разжигают в пещерах костры, затем поливают нагретое место водой и повторяют процедуру раз за разом, пока не добьются своего. Но при этом в полоктях скапливается угарный газ, в котором гибнут или сами «экспериментаторы» или те, кто пришел после них. Спросите горноспасателей. Они расскажут.
Но вернемся к настоящей науке.
В.Н.Дублянский — инициатор и руководитель многих спелеологических экспедиций — собрал и обобщил богатейший материал по крымскому карсту. И профессорским званием он обязан своему увлечению пещерами, счастливо ставшему для него призванием. Так вот, в гидрогеологическом отношении, как свидетельствует сам Дублянский, пещера МАН была самой заурядной, никаких сюрпризов. Пещера как пещера. В два этажа, в меру мокрая. На верхнем этаже по стенам течет и со сводов каплет. Внимательный глаз сразу заметит, что некогда пещера служила руслом подземной реке, существовавшей в недрах Демерджи-яйлы в том месте, где сейчас сияет глубоко ущелье меж горой Пахкал-Кая и двуглавой лесистой Юки-Тепе. Не эта ли река, что течет теперь по дну ущелья и впадает в Ангару, ревела во мраке древней пещеры МАН?
Пещера образовалась в известняках почти на границе с конгломератами по древнему разлому. Это обычно — пещеры развиваются именно по трещинам и вдоль пород, менее подверженных выщелачиванию. В пустотах отлагается кальцит. Он сейчас блестит в рассеянном свете дня. В день летнего солнцестояния заходящее солнце оказывается как раз против зева пещеры. Тогда в противоположном ее конце высвечивается фантастическая картина: нагромождение глыб древнего обвала, а над «хаосом» как бы ниша или лоджия, своего рода алтарь с престольным камнем или жертвенником посредине. Здесь первый сюрприз археологам.
А сюрприз состоял вот в чем. Над «алтарем» на поверхности известнякового натека исследователи обнаружили выдолбленный рукою древнего человека крест и грубое рельефное изображение человеческого лица! Но это было еще не все. Ниже алтаря среди глыб «хаоса» зияет провал — ход в нижний этаж. Там оказались кости домашних животных и два скелета пещерных медведей.
Археологи считают, что пещера служила святилищем, так и хочется сказать — первобытному человеку. Однако человек, отправлявший культовые обряды в пещере, не был таким уж первобытным. Судя по находкам керамики, то был кизилкобинец. Жил в горном и предгорном Крыму в IX—VI веках до нашей эры. Строил жилища в долинах, занимался примитивным земледелием и скотоводством.
Кому ж поклонялись люди в своих пещерах-храмах? На этот счет единого мнения нет. Одни исследователи считают - богам воды, другие - Солнцу. Ведь крест - это древний символ огня, солнца. А скорее всего, поклонялись и тому, и другому. Возможно древние скотоводы считали пещеру МАН «домом» солнца (поклонялись ему у алтаря, когда солнце высвечивало на нем свой символ) и воды (приносили водяному богу жертвы, сбрасывая их в колодец, где в нижнем этаже пещеры находится небольшое озерцо).
Но как туда попали пещерные медведи? Совершенно нельзя представить, чтобы они «добровольно» стали протискиваться сквозь узкий вертикальный лаз, желая попасть с верхнего этажа в нижний. Да и не протиснулись бы. Тем более невероятно, чтобы люди сбросили туда их туши. Может быть, нижний этаж имел более удобный выход где-нибудь на склоне пониже?
Но кизилкобинец не был первым человеком, поднявшимся на яйлу. За много тысячелетий до кизилкобинцев яйлу посещали кроманьонцы, охотники каменного века. Кремневые наконечники их стрел, обломки ножей и ножевидных пластинок иногда вымывают потоки дождевых и снеговых вод, бегущие по колеям яйлинских дорог. Постоянным же домом древним охотникам служили пещеры и гроты в теплых долинах. Эти гроты, эти пещеры давно привлекали археологов. Именно археологи, а не спелеологи были первыми исследователями крымских пещер. Археолог К.С.Мережковский впервые на территории России обнаружил в Волчьем гроте следы деятельности человека древнекаменного века. Произошло это в 1880 году. В 1924 году Г.А.Бонч-Осмоловский в пещере Киик-Коба отыскал захоронение двух неандертальцев: ребенка и взрослого. Первая находка палеолитического человека в России! Впрочем, и Волчий грот, и Киик-Коба от Демерджи довольно далеко. Но это совсем не значит, что нога неандертальца не ступала на ее склоны и плато.
...А рядом с кизилкобинцами выжигали лес, обрабатывали мотыгами землю под свои крохотные посевы, пасли скот, охотились, ловили рыбу ранние тавры. Те самыа тавры, с потомками которых пришлось иметь дело милетским и гераклейским грекам — торговцам, мореплавателям. О том, что тавры жили в этих местах, определенно говорит таврский могильник, обнаруженный на юго-вс сточных склонах Демерджи — на правом берегу Сотеры, в урочище Малаба. Настоящий таврский «город мертвых» есть на отрогах Долгоруковской яйлы, на дальних подступах к Большой Демерджи у села Барабановки, а у села Петрово — кромлех ( круглая или прямоугольная ограда из врытых в землю камней).
Долгое время считалось, что именно таврам горный Крым обязан своим античным именем — Таврика. Впрочем, никто не знает настоящего имени тавров, которых и народом-то назвать можно с большой натяжкой, поскольку, скорее всего, они не были едины в этническом отношении. Вероятнее всего, это был конгломерат разноязычных и по-разному звавшихся племен. А таврами этих людей нарекли все те же греки — то ли за свирепый, как им казалось, нрав («таурос» по-гречески бык), то ли потому, что тавры будто бы обладали несметными стадами крупного рогатого скота. Правда, судя по материалам археологических раскопок, основу тверских стад составляли все те жа козы и бараны, но, может быть, грекам здешнее поголовье коров и быков по сравнению с тем, что они имели у себя на родине, казалось преогромным?
Однако существует и другое, более убедительное объяснение происхождения слов «Таврика», «тавры», и ему, по-видимому, следует отдать предпочтение. В античное время были распространены топонимы с корнем «тавр», происходившим от «тур», что на одном из восточных языков означало «гора». И вполне возможно, что «Тавром», «Таврикой» греки первоначально называли горный Крым. А тавры — это жители Тавра, горцы. Нам же тавры оставили гробницы («каменные ящики»), кромлехи, менгиры (остроконечные, вертикально поставленные камни культового назначения ), развалины небольших убежищ на скалах у древних проезжих дорог.
Кто же они, эти люди, жившие в Крыму задолго до нашей эры? Племена, населявшие Таврику искони, или пришельцы? Это равно интересно. И равно не ясно до сих пор, кем доводятся они своим современникам, жившим на Кавказе и на Балканах. Но какое-то родство тавров с киммерийцами и с фракийцами угадывается. А кем доводятся тавры кизилкобинцам? Только ли соседями? Очень может быть, что кизилкобинцы были одним из племен большого конгломерата, названного таврами. И вполне вероятно, что пещера МАН была их святилищем, поскольку рядом с ней пролегала скотопрогонная тропа из Алуштинской долины на летние пастбища.
Тавры были не только скотоводами, но и неплохими строителями. Жили в домах с дымоходами. Отдельные плиты их «каменных ящиков» весят до трех тонн. Их приходилось транспортировать по пересеченной местности порой на несколько километров. Но таврские «инженеры» справлялись с этой работой.
Однако у древних греков тавры слыли не столько пастухами, земледельцами, строителями, сколько воинами и пиратами, смелыми и жестокими.
Чем же объяснить жестокое негостеприимство тавров? Может, тавры испытывали постоянную нехватку «материала» для человеческих жертвоприношений, о которых свидетельствуют античные документы? А не тем ли, что гости сами были с хозяевами не слишком вежливыми?
А может, все это — небылицы. И первые эллинские купцы-мореплаватели, открыватели земли тавров, сочинили их, чтобы прибавить весу своим подвигам в глазах соотечественников или чтобы запугать конкурентов?
Может, участники античных колониальных экспедиций россказнями о жестокостях и дикости варваров оправдывали собственную жестокость и дикость в обращении с таврами.
.„Скифы, просочившиеся в VII—V веках до нашей эры сквозь узкое горлышко Перекопского перешейка, постепенно затопили крымскую степь, изгнав обитавших там киммерийцев. И как в доисторические времена Сарматское море остановилось у подножия гор, так и на этот раз об их лесистые склоны разбилось море кочевников.
Кочевые скифы становились земледельцами, смешивались с греками, перенимали, язых и культуру. Позднескифское государство с центром в Крыму (городом Неаполисом, находившимся на нынешней юго-восточной окраине Симферополя) просуществовало с III века до нашей эры по III век нашей эры. На востоке, у берегов Боспора Киммерийского, крепло Боспорское царство, на западе набирал силу торговый и ремесленный город-государство Херсонес. А у подножия Демерджи тавры все так же мотыжили землю, пасли свой скот и зорко несли сторожевую службу у дорог, ведущих на их землю. И тем не менее вечный неодолимый процесс взаимного влияния и смешения народов привел к тому, что около рубежа нашей эры тавров от скифов некоторые древние авторы уже не отделяли и называли то тавроскифами, то скифотаврами.
Крым — удивительная страна. Он был лакомым кусочком для всех, кто нуждался в территориях, поставляющих сырье и хлеб. В первом веке нашей эры у берегов Таврики появились римские галеры. Суровые легионеры в боевых доспехах приобщили местных жителей к великой римской культуре, а военачальники, сидевшие в крепостях, познакомили их с достоинствами римского права. После распада Римской империи Таврика, можно сказать, «по наследству» досталась Византии.
...По причерноморским степям катились с востока на запад и с запада на восток племена и народы: сарматы, аланы, готы, гунны, болгары, хазары, печенеги, половцы, татаро-монголы...
«Свято место пусто не бывает» — человек издревле ценил удобную для жизни местность. Не случайно многие современные города ведут свое начало от первобытных поселений. Однако палеолитические стоянки на склонах Большой Демерджи не найдены. И вообще на Южном берегу Крыма обнаружены лишь редкие находки единичных кремневых орудий древне- и новокаменного века. Похоже, что в самом деле эти места были впервые по-настоящему заселены и обжиты именно таврами.
Однако существует и другое объяснение этому факту. Рельеф южного склона Крымских гор молод, возможно, его формирование очень активно протекало уже в историческое время, и мы не находим следов пребывания неандертальца или кроманьонца к югу от Главной гряды просто потому, что они уничтожены поздними обвалами, оползнями, размывами.
Известно, что расположенная у подножия Демерджи территория нынешней Алушты уже была заселена при таврах, а склоны горы обжиты людьми тоже с тех давних времен. При византийцах здесь сооружены крепости. Крепость Алустон была весьма крупной и мощной по тем временам. А под самым нынешним хаосом демерджийского обвала на холме, буквально нависая над долиной, стояла крепость поменьше — Фуна. Однако и у нее ширина стен поверху была до двух метров. Здесь же находилось крупное средневековое поселение Фуна (позднее — село Демерджи).
Нетрудно себе представить, как жили люди в этом селении. Наверное, они были не только земледельцами, пастухами, но и ремесленниками и воинами. Здесь останавливались путники перед долгой нелегкой дорогой, отдыхали в теплых домах за надежными стенами. Здесь можно было отладить вдруг «забарахлившую» по пути из Алустона повозку, подтянуть ослабевшую сбрую, запастись тем, что понадобится в дороге («едешь на день — запасайся на неделю». А ехали на месяцы). В местных кузницах приводили в порядок лошадей, сбивших подковы на острых каменистых спусках, возвратившиеся из-за гор купцы. В храме ставили свечу святому Георгию. В харчевне пили за счастливую торговлю местное виноградное вино. Богатые купцы нанимали здешних молодцов для охраны своего добра и драгоценных жизней на пути мимо мрачных ущелий и лесов, где наверняка слонялось немало всякого лихого люду. Их мог обидеть любой кочевник. Правда, в мирное время кочевники тоже разумели пользу торговли, но случалось, что орды степняков, исполнившись ратного духу, двигались на благодатную страну Дори, расположенную в горно-лесном и южнобережном Крыму (VI в. н. э.), с северных равнин поднимаясь в горы, продираясь сквозь леса. Вот на этот случай и повелел византийский император Юстиниан I в VI веке поставить крепости в Горзувитах и Алустоне, перегородить перевалы и горные проходы «длинными стенами». Остатки этих стен до сих пор сохранились в теснине Ангарского ущелья, возле устья Курлюк-Су и западнее истоков ручья Суботхан, у пересохшего озера Ханлы-Гель и в некоторых других местах.
На южном склоне Демерджи и сейчас можно найти развалины средневековых поселений: так называемые «греческие поляны», руины храма Ай-Андрий (X—XII вв.). Это незаурядное архитектурное сооружение было сложено из аккуратных легких блоков известкового туфа — травертина, который неподалеку и добывался.
В XIII веке у берегов горной Таврики появились торговые и военные корабли итальянцев — венецианцев, а затем генуэзцев. С XIV века генуэзцы уже творили суд и расправу на всем юго- восточном побережье. Во второй половине XV века самоуправство хищников-феодалов братьев ди Гуаско наводило ужас на окрестное население.
Экономические и социальные неурядицы, а также нарастание турецкой опасности привели к тому, что в генуэзских колониях резко уменьшилось количество итальянцев, и накануне нападения турок (в 1475 г.) эти колонии некому было защищать. Настали времена турецкого владычества.
В XVIII веке история сделала крутой поворот в судьбе Крыма.
Старая Демерджи увидела однажды, как шли с севера, продираясь сквозь лесные дебри Ангарского перевала, русские войска. Это на выручку занятой турками Алуште спешил отряд генерал-поручика графа Мусина-Пушкина численностью 2850 солдат и офицеров. Демерджи видела, как с семитысячным отрядом янычар бились они, как опасно был ранен в бою у деревни Шумы (теперь Верхняя Кутузовка) молодой подполковник Михаил Илларионович Кутузов, видела и то, как, теряя фески и тюрбаны, побежали солдаты султана к своим кораблям, стоявшим на алуштинском рейде. Так бесславно закончился крупный десант, предпринятый турками летом 1774 года.
Гренадеры вынесли из боя своего командира. Омыли рану водой ручья, что вытекал неподалеку из-под скалы. Кутузов не умер, и это показалось чудом. Позже родилась легенда о целебном источнике, спасшем жизнь будущему великому русскому полководцу. О целебной силе крымских вод и грязей знали еще древние греки. Но вот что касается источника у селения, то вода в нем самая обыкновенная. А жаль: так хочется верить, что именно источник спас жизнь М.И.Кутузову.
…После длительных русско- турецких войн, которые окончились поражением Турции, Крым в 1783 году вошел в состав Российской державы.
Теперь вы многое знаете о Большой Демерджи и прониклись к ней если не любовью, то уважением и интересом.
Если так, то собирайтесь и — в путь. Я буду вашим проводником. Впрочем, договоримся сразу. Если вы идете «на природу», просто чтобы поваляться на траве, «побалдеть» у костра, разведенного прямо на живых корнях под широко нависшими ветками столетнего бука, чтобы в бессмысленном возбуждении, размахивая топором, рубить и калечить деревья на биваке,— я вас с собой не зову. Если после вас место стоянки будет завалено обрывками газет и пленки, консервными банками, осколками битых бутылок и прочим мусором, если родник будет запакощен остатками пищи, если тому, кто придет на это самое место следом за вами, оно не покажется таким же нетронутым, каким было до вас,— я не только не зову вас с собой, я желал бы, чтобы вы не нашли дороги туда, где бегут ручьи, цветет тысячелистник и горный эспарцет, где из-под корней дремучих буков выбиваются на свет белый прозрачные как воздух, родники, где в огромных росных лопухах шныряют писклявые мухоловки и сердито шуршат в кустах палым листом хозяйственные дрозды, где в сумерках прямо из-под ног вскидываются вальдшнепы и на вечереющие полянки слетаются куковать кукушки. Если у вас не дрогнет рука вырезать на светло-сером гладком стволе старого бука свое имя, вытоптать поляну, цветущую зверобоем, осквернить желудочным криком транзистора звездную тишину яйлы—я вас тоже не беру с собой. И вообще, тому, кто любит природу, как любят ее овца; или корова, тому, кто приходит на лесную поляну только для того, чтобы пошуметь, поесть, выпить, повалять дурака, право же, не стоит ходить далеко. Тому вообще не стоит уходить за черту города. В парках, по крайней мере, после него уберут мусор. А если проснутся дремучие инстинкты, остановят дружинники. Кто-то скажет:
— Подумаешь — беда: палку выломал, дерево срубил! Их - деревьев — вон еще сколько!
И в самом деле, подумаешь — беда. Но беда в том, что вы не один — нас миллионы, а значит, миллионы выломанных палок, срубленных деревьев...
— Но рубили же лес веками — всем хватало.
Да, рубили — теперь нельзя. Да, хватало — теперь не хватает. Хуже всего, когда в ответ на твои доводы и увешевания смотрят честными глазами: Ну и что? А если мне хочется!
Ах, как я понимаю, что значит «хочется»! Охота пуще неволи. Хочется швырнуть, поддев ногой, пустую консервную банку, хочется скатить по склону слабо лежащую глыбу, хочется трахнуть об камень пустую бутылку, чтоб только брызнуло! Хочется окурок швырнуть этак позаковыристей куда-нибудь к черту! Хочется костер разжечь, хочется топором потыкать в дерево— просто так. Благо, оно сдачи не даст. Хочется сталактит в пещере отбить на память. И опустошаются таким образом придорожные леса, захламляются тропы.
По туристским тропам народу ходит больше, чем деревьев растет вокруг. Возьми каждый, тяпни топором по стволу — леса и не станет. Конечно, далеко не у каждого поднимается рука на такое, по сути, преступление. И если подумалось не делать глупость — не делайте. Пусть вас не искушает мысль, мол, если не я, так все равно кто-нибудь другой это сделает, пусть вас не совращает то обстоятельство, что до вас уже кто-то нахулиганил: изломал, разорил.
Дело обстоит не так безнадежно, как может показаться. Раз мысль о бережливости и уважении к природе пришла вам, она таким же образом придет и другому, придет многим. И дело вовсе не в сантиментах. Беречь природу нужно не только потому, что она кладовая материальных ценностей, она — источник ценностей духовных. Уже совершенно очевидно, что без общения с дикой природой человек становится эмоционально неполноценным. Природа, Земля — эстафета поколений.
Обычно идут как? Обычно идут к вполне конкретной, намеченной цели и дорогу выбирают полегче и покороче. «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет!» А мы пойдем именно в гору и обходить ее не будем потому, что нас интересует не столько конечная цель маршрута, сколько все, что встретится в пути. Наша цель — не самый легкий, а самый интересный маршрут.
Так что приготовьтесь спускаться в долины, подниматься по склонам, идти по дорогам, тропам и просто по травяному ковру яйлы у самой кромки, приготовьтесь идти по азимуту сквозь лес, идти не торопясь, смотреть на все вокруг, оглядываться, останавливаться, уходить в сторону от маршрута и возвращаться; обращать внимание на все, что ни увидим. И запоминать.
Увидим яйлу такую пустынную, что покажется, будто нет в мире ни сел, ни городов, только эта яйла, однообразно вздымающаяся холмами, зияющая карстовыми провалами. Удивимся гигантским, острым, как пила, скальным гребням, причудливым столбам и башням, поразимся мертвым потокам каменных осыпей и хаосу обвалов, увидим места партизанских боев и стоянок. Встретим краснозвездные памятники на могилах защитников этой земли.
И сердце будет биться часто не только от подъемов, но и от волнения, от соприкосновения с великой красотой природы, от встреч с историей, с подвигами наших отцов и дедов, от любви к родной земле, от гордости за нее.
А для тех, у кого в походе работают только ноги, для тех, конечно же, нет нужды идти с нами, у них свои пути.
Я зову вас в походы, разные по продолжительности и трудности. Самый, на мой взгляд, интересный — поход вокруг всего массива Демерджи — Тырке. Он начинается на Ангарском перевале и кончается на шоссе у села Лучистого — почти кольцо. Тут можно увидеть очень многое. Правда, и срок — три дня, две; ночевки. Но в конце концов у нас есть не только суббота и воскресенье — есть праздники, есть отгулы, когда мы располагаем более чем двумя выходными днями подряд. Есть отпуск, наконец.
При описании маршрутов я не даю времени на осмотр достопримечательностей. Располагайте временем и силами сами. Мой хронометраж касается только чистого движения.
Один успеет пробежать до места ночевки и по пути осмотреть все, что его интересовало, а другой будет идти медленнее, чаще отдыхать или просто ему захочется дольше задержаться в том или ином месте, посидеть, подумать, помечтать. А в большом маршруте очень важно прийти к ночлегу вовремя. Так что, начав свои путешествия по Большой Демерджи с малых маршрутов, мы сможем, даже не торопясь, подробно осмотреть все, что только нас заинтересует в пути. А пустившись в многодневный поход, не будем отвлекаться на уже знакомые объекты, тем самым сэкономим время для отдыха и осмотра новых для нас достопримечательностей.
Не смущайтесь того, что вам придется идти отчасти по уже знакомой тропе. Это наверняка будет иное время года. А у каждого времени года свои сюрпризы. Весной и летом вас порадуют цветы, зеленые топи трав, гром птичьих песен, молодой гомон полноводных ручьев и речек, прохладный плеск осиновых рощ, грибы: в сосняках — маслята, в дубравах — боровики. Грибы в том случае, если лето выпадет влажное. Осенью встретит тишина, теньканье синиц, ягоды и сиреневые ковры цветущего безвременника на полянах. Зимой... Зимой не везде пройдешь по снежным заносам. Но и тогда тут много совершенно необыкновенного и удивительного. В природе всегда есть место чудесам. А найдете ли вы чудо, увидите его или пройдете мимо, зависит только от вас самих.
Как собраться в поход? Что взять с собой, как одеться?
Идти в горы в чем стоишь, в чем ходишь по городу по меньшей мере неосмотрительно.
Погода обманчива, особенно в период с ноября по июнь. Как бы ни было сухо и тепло, не мешает в рюкзаке иметь теплую вещицу (свитер, плотную легкую куртку) - вечерами чаще всего в горах бывает прохладно. В Крыму обнаружена такая закономерность: на каждые 100 метров подъема (по вертикали) температура воздуха падает на 0,6°. Так что если в Симферополе +20" то на Северной Демерджи +15° (не обходится однако и без существенных исключений, зависящих от конкретных условий). И даже в зените лета случается холодный ветер, от которого, особенно на яйле, не укрыться ни в гроте, ни за уступом скалы. А весной и даже в июне можете попасть под неожиданный дождь, а то и снегопад. Первое свидание с зимой может состояться уже в сентябре, как и первое свидание с летом — в январе. Особенно следует опасаться снегопадов, метелей, туманов и шквалов в осенне- весенний сезон. Не надейтесь переждать непогоду где-нибудь под скалой. Может случиться, что в нужный момент поблизости ни скалы, ни подходящего дерева не окажется. А пока добирались к затишку, промокли до нитки и сидеть ждать не в состоянии — холодно. Так что не мешает иметь с собой то ли легкий плащ, то ли просто кусок полиэтиленовой пленки.
Мой совет: если дождь вас настигнет, немедленно приводите в действие все свои противодождевые средства и переждите. Если дождь затяжной — возвращайтесь восвояси или скорее добирайтесь до турбазы. Ну а если успели промокнуть, главное — не останавливайтесь, двигайтесь, двигайтесь — это единственный шанс не простудиться.
История импровизированных вылазок в Крымские горы знает немало грустных, трагических страниц. В погожий зимний день ялтинские школьники отправились на Ай-Петри. Погода была совсем летняя. Но они знали — на плато лежит снег, и надеялись всласть покататься на лыжах. Экипировкой себя горе-туристы не обременили. Когда они уже были у самых скал, налетел шквал — ветер, снег, резко упала температура. Идти стало невмоготу. Кто послабее — укрылись под скалой, кому-то удалось добраться до метеостанции и позвонить в Ялту.
Спасатели вызволили пленников неожиданной пурги. Но не для всех эта прогулка окончилась благополучно. Отмороженные пальцы были не самой грозной расплатой за легкомыслие. Одна девочка из похода не вернулась.
А вот случай еще. Группа симферопольцев, учеников и молодых рабочих,, ушла на Долгоруковскую яйлу с ночевкой. Зимой. Ночью повалил снег. Усилился мороз. Поднялась пурга. «Любители природы» захватили с собой канистру вина, содержимое которой подогревало их упрямство и решимость дойти до намеченной цели — пастушьей хижины у ручья Суботхан. Одному стало плохо. Его, завернутого в полиэтиленовую пленку, потащили волоком. Потом, оставив бездыханного товарища в укромном месте, спустились в Перевальное за помощью. А в хижине их ждали двое, пришедшие туда раньше. Не дождавшись, вышли в пургу — встречать. Один из них потерялся на заснеженных просторах яйлы. Его искали спасатели контрольно спасательной службы и вертолет. Итак, две жизни — не слишком-ли дорогая цена за воскресную прогулку? В суровую зиму 1986/87 года снежная лавина накрыла отряд ялтинских спасателей, шедших на розыски пропасшего в горах человека. Лавина взяла жизнь одного из спасателей. Где? В Ялте. Жестокий курьез...
Не могу сказать, что особенно опасна в горах гроза. Я ни разу не слышал, чтобы виной несчастья в наших горах была молния. Но все же стоит к грозе относиться с должным уваже нием. Не пережидайте ее на слишком возвышенных местах. Не задерживайтесь и во влажных низинах. Совершенно не безразлично, под какое дерево вы станете во время грозы: чаще всего молния бьет в дуб и почти не бьет в клен, редко попадает в сосну. Так что имейте это в виду.
В походе многое зависит от «самочувствия» ног. Не советую идти в кедах. Только горные ботинки с глубоким протектором подходят для наших путешествий. Походная посуда должна быть алюминиевой или пластиковой. Не берите с собой продукты, содержащие много воды (лишняя тяжесть). Не забудьте соль,сахар. Имейте посудину для воды — лучше всего металлическую баклажку. Запасаться водой и обедать будем у родников. Ужинать и ночевать у турприютов. Ночевки в местах, не отведенных для этой цели специально, запрещены, чтоб максимально обезопасить лес от пожаров.
Главное - умело собрать рюкзак. Удобно пригнанный вещмешок кажется не таким тяжелым, не утомляет. Проверьте еще раз, с собой ли спички, нож, компас.
Компас нам пригодится для движения по азимуту. Он может понадобиться, если попадем в туман - может случиться и такое. Тогда яйла становится до жути монотонной и непохожей на саму себя — неопытному путнику очень просто сбиться.
Ну, вот мы и собрались. А теперь — в путь!
Все наши маршруты начинаются с Ангарского перевала. Сюда удобно добираться и со стороны Симферополя и со стороны Южного берега.
И вот ранним, как только можно ранним, утром мы стоим не обочине шоссе Симферополь — Алушта, на Ангарском перевале. Стоим напротив поста ГАИ у дороги, ведущей к турбазе «Перевал». Заглянем на пост контрольно-спасательной службы (он около турбазы) и отметим маршрутный лист. Вернемся, перейдем шоссе. Оставляя ГАИ справа внизу, поднимаемся вдоль букового леса по кромке косогора. У молодого соснячка поворачиваем влево и, продолжая подниматься, идем по тропе на северо-восток. Переходим асфальтированную дорогу и углубляемся в лес. Путь у нас неблизкий — 5 часов 25 минут безостановочного ходу. Впрочем, не исключено, что кто-то более резвый пройдет этот путь быстрее, а кому-то он покажется длиннее, чем есть на самом деле.
Этот маршрут познакомит вас с местностью, даст первое и довольно полное представление о ландшафте яйлы и склонов. Следующие лягут по местам партизанских боев, но уже сейчас хочу сказать вам, что Ангарский перевал в годы войны был весьма «горячим» местом. Сюда, подстеречь вражеские колонны или заминировать шоссе, приходили партизанские отряды, как из заповедных, так и из тыркенских лесов. Здесь смыкались их зоны действия. Правда, нынешний «перевал» устроен при проведении троллейбусной трассы. Раньше дорога переваливала седловину ближе к Чатыр-Дагу, там, где метеостанция. Этот участок прежнего шоссе хорошо сохранился.
Итак, тропа идет по хребту, соединяющему массив Чатыр-Дага и Северной Демерджи, идет с незначительным подъемом по грабовому мелколесью, в котором попадаются старые дуплистые грабы, груши. Минут через семь-десять спускаемся в седловину на поляну к обелиску, установленному еще в прошлом веке. Именно здесь тогда проходила дорога через Ангарский перевал. Бронзовые доски, украшавшие ранее обелиск, теперь находятся в Симферополе, в Крымском краеведческом музее (к сожалению, не все). Одна из надписей гласила, что дорогу сооружали вторые батальоны Козловского и Нашенбургского пехотных полков.
Вообще-то, обелиск был поставлен в ознаменование посещения сих мест императором Александром I. Но архитекторы так оформили монумент, что увековечили им факт строительства самой дороги и назвали ее строителей. В сооружении первого почтового тракта из Симферополя в Алушту участвовали и солдаты 34, 36 и 40-го егерских полков. Да вот и он, тот самый старинный тракт, вернее, все, что от него осталось,— наш путь пересекает наезженная лесная дорога.
Тропа приводит на безлесную вершину. Отсюда открывается прекрасный вид на Чатыр-Даг, на его вершину Ангар-Бурун. Спускаемся в седловину под сень больших, редко стоящих кленов, ясеней, грабов, лип, кустов лещины.
Тут нужно быть внимательным, чтобы не пропустить тропу, ведущую вправо, в обход лежащего перед нами крутого подъема. Наша тропа идет поперек склона горизонтально, прямо на восток. Выходим на хорошо укатанную дорогу, которая подходит к нам, справа, взбираясь на склон. У самой развилки тропы и дороги— старый бук с обломанной вершиной.
Продолжаем идти по дороге в общем на северо-восток, почти горизонтально. По склону — котлообразные понижения, нагромождения скальных глыб (результат древних оползней), поросшие буками. Среди мелколесья уже совершенно истлевшие пни в несколько обхватов — «останки» векового леса. Идем под сводом веток орешника и бузины. В просветах крон конгломератовые обрывы — вершина горы Эльх-Кая, по южному склону которой и вьется наша дорога. Мы в пути уже минут 28—30. И вдруг выходим на опушку. Прямо перед нами в синей дымке живописная панорама: на переднем плане среди трав и кустов вьется, пропадая за поворотом, лесная дорога, за нею в голубой дымке глубокой долины отвесные красноватые скалы, а над ними — округлая зеленая гора. И все это в обрамлении древесных ветвей — с боков и сверху. Левее дороги в лощинке старый красавец бук, уже, правда, с изрядно попорченной резаными надписями корою. За то время, что прошло после первого издания этой книги, красавец заметно одряхлел. Еще бы. По тропе валом валит расторможенный красотой и «волей» народ. Многие заворачивают к гостеприимному дереву. И разве можно пройти мимо красивого дерева и не оставить на нем своего автографа — для потомков! Пусть знают, что жили такие Пети и Коли и осчастливили своим посещением этот «глухой угол». Других свидетельств своего существования они оставить, видимо, не надеются. И топорами красавца тюкали, и кострами ему корни и ветки поджаривали. И не сам ли я виновен в этом, показав дорогу сюда неандертальцам от туризма?
Я потому подробно описываю отдельные деревья и камни, что они служат надежным ориентиром в пути. Узнав их, вы будете уверены, что идете правильно. А сравнивая свое время с тем, какое даю я, будете знать, следует ли вам поторопиться или, наоборот, можно не спешить.
Начинается подъем. Дорога идет то на северо-запад, то на восток. Ниже дороги — густые посадки ягодных кустарников, в основном алычи, выше на террасах— сосны. Внизу показывается небольшая вершина, по сути холм с концентрически нарезанными, террасами, засаженными сосною. За этой вершиной поляна МАН - живописное урочище с родниками, озерцами и речкой Демерджи берущей начало на этих склонах.
Тропа на поляну МАН начинается от нашей дороги как раз против упомянутого холма.
В общем-то, на поляну МАН стоит прийти особо, посвятив этой экскурсии весь день. Места здесь грибные, над поляной в обрыве Северной Демерджи есть (правда, неинтересные) пещеры. Для разнообразия можно в них заглянуть — летом вас встретят комары и летучие мыши. Утверждение, что в конгломератах карста нет, не совсем категоричное. Заодно ознакомимся с вершиной Пахкал-Кая, на которой был партизанский пост наблюдения за дорогой Симферополь — Алушта и до сих пор еще сохранились камни фундамента средневековой церквушки- крепостцы. Партизаны называли эту скалистую безлесную вершину Лысым Иваном. Это имя бытует и сейчас. К слозу, поросшую лесом самой вершины гору Эльх-Кая (западнее от Пахкал-Каи) туристы окрестили Кудрявой Марьей. Вот и получилась пара: Иван да Марья
Наша дорога тем временем мало-помалу взбирается по склону все выше. По колее сочится вода, растет осока — здесь совсем крохотный родник. Мы достигаем его на 45—50-й минуте ходьбы
Через час мы выходим на седловину. В средние века тут было поселение, его местонахождение можно определить и сейчас. Если к этому времени фляги остались пустыми, поищем родник. Для этого как раз от того места, где дорога выходит на седло вину, нужно идти по террасе с соснами на север, до опушки букового леса. Там попадем в балку. К источнику — по балк вверх. Всего идти минуты три-четыре, не больше.
Дорога, миновав седловину, потянула на подъем по склон Северной Демерджи. Но мы пойдем по тропе, ведущей вправо в юго-восточном направлении, прямо на крутой подъем. Тропа эта, хорошо заметна — трава и даже земля на ней выбиты местами до самой скалы. А когда я писал эту книгу, тут была еле заметная стежка.
Через 10 минут мы выходим на ту самую дорогу, которую оставили на седловине. Тут она идет уже по самому дну ложбины, постепенно поднимаясь к ее верховьям. Косогор справа - вершина утеса Сарпа-Кая, которым мы восторгались внизу у старого бука. Неожиданно оказываемся на краю обрыва. Прямо перед нами синеет Демерджи с каменными столбами и хаосом большого обвала.
С утеса Сарпа-Кая видна вся Алуштинская долина и особенно верховья реки Демерджи. От самой Пахкал-Каи по ступенькам террас лес спускается в долину. А навстречу ему поднимаются виноградники, сады, лавандовые поля.
Я уже говорил о грушах Алуштинской долины. Но королем фруктов сейчас, пожалуй, стал персик. Этот вкусный, ароматный плод пользуется большой популярностью у населения и курортников. В местных садах сейчас высажены такие высокоурожайные сорта, как Золотой юбилей, Кремлевский, Советский. Технические сорта винограда потеснились на алуштинских плантациях, давая место сортам столовым. Мастерами высоких урожаев называют в совхозе бригадиров А.И.Петренко (Лучистое), А.И.Гальцова (долина Улу-Узень), А.И.Прохорову (виноградники вдоль шоссе Симферополь — Алушта), садоводов и виноградарей А.В.Кузьмину, Г.Н.Сорину, В.А.Вакулова.
Выше всех по склону взбираются поля лаванды. В их окружении на склонах Эльх-Каи расположился поселок Лаванда. Серовато- зеленые, они становятся синими в июне, когда лаванда зацветает. Обычно пустынные поля оживляются — люди убирают урожай, пахучие синие соцветия. Их скашивают и отправляют на заводы Неприхотливые, низенькие, подушкообразные кустики — ценный эфиронос. Лавандовое масло — сырье, в частности, и для парфюмерии. Здесь же плантации масличной розы. Впрочем, мы видели их и в Салгирской долине. В июне они полыхают от цветов. Лишь рассветет — нежные лепестки срывают и отправляют на переработку.
Лаванду выращивают не только в окрестностях Алушты. Но именно Алуштинский эфиромасличный совхоз- завод из года в год добивается самой высокой урожайности лавандовых полей.
Замечено, что люди, работающие на сборе лаванды (хоть труд этот нелегок), быстрее выздоравливают от болезней дыхательных путей. Наверняка, не только море, лес, яйла, но и поля лаванды придают воздуху Алуштинской долины целебные свойства.
Внимательный глаз заметит, что долина, по которой мы поднимались, не имеет верховий. Впрочем, и в нижней своей части она тоже как бы срезана. Такие долины называются «висячими». Это — фрагмент долины, имевшей уклон на северо-запад и выходившей когда-то на седловину правее скалы Пахкал-Кая. Высоты, ограничивающие эту долину слева, когда-то составляли одно целое с высотой Пахкал-Кая. А верховья долины простирались юго-восточнее обрыва, на краю которого мы сейчас стоим. Но случилось так, что долина реки Демерджи развивалась интенсивнее, врезалась, «съедала» окружающие горные массивы и лишила нашу долину верховий, лишила жизни, сделала «висячей». Так что наша «висячая» долина — реликт, остаток древнего ландшафта.
У самого обрыва дорога резко поворачивает налево, забирает все более вверх, извиваясь в отчаянных попытках одолеть крутизну склона. Внимательно смотрите под ноги. Нам нужно не пропустить тропу вправо на восток. Тропа в скалах и осыпях, поросших редкими сосенками, пересекает несколько оврагов, круто падающих от вершины Северной Демерджи, и выводит к узкому гребню. Когда его склон, вдоль которого идем, перестанет топорщиться конгломератами и до вершины гребня останется буквально десяток метров, свернем с тропы влево и по сплошной траве взберемся наверх. Осмотримся. Впереди (на северо-восток)— верховья травянистых оврагов, за ними — покрытый травой, окантованный справа лентой известняка округлый холм, на который нам предстоит взойти. С холма в направлении восток — северо-восток заметим на горизонте коническую вершину, а на ней — буки, слева четыре, справа два. Это вершина Ернен-Кая. Нам нужно двигаться к ней. Склоны горы и подножие расчерчены пустующими террасами.
С вершины Ернен-Кая видно ущелье Джурла и турприют на склоне Демерджи. Повернем налево, спустимся по верху скальной стенки и выйдем на дорогу. Перед нами — сенокосные луга. Под скалами Ернен-Кая видны развалины пастушьей хижины.
Мы вышли на юго-восточную кромку Демерджи-яйлы. Переход от седловины Пахкал-Кая до хижины занял 77 минут. Если у нас неважно с водой, то положение можно исправить. Немного пройдите от «хижины» на северо-восток по слабо накатанной дороге. Спустившись в ложбинку, обратите внимание на крупный, отдельно стоящий на луговине бук, сворачивайте направо к буку и идите по лощине вниз. Там вы найдете тропу, и она через 10 минут приведет вас к роднику с каменными корытами и арабской вязью на плите. Подъем назад займет минут 20.
Итак, нас ведет на северо-восток слабо наезженная дорога — колея в густой траве. Ландшафт заметно изменился — мы идем вдоль кромки яйлы. Но кромка эта выражена нечетко. Здесь плато по краю оторочено рядом параллельных куэст, составляющих нечто вроде гигантских ступеней. Плоские террасы между кустами осложнены ложбинами, воронками и глубокими балками. На эти террасы снизу взбирается лес. И вот это сочетание травянистых склонов, уютных лужаек, отвесных зубчатых скал и кряжистых буков, то стоящих на просторе, то льнущих к утесам поодиночке и куртинами, создает совершенно особый, вроде дикий и в то же время экзотический парковый пейзаж, так похожий на пейзаж художников итальянского Возрождения (Джорджоне, например). Особенно это относится к восточным и юго-восточным склонам горы Босна.
Всякий раз, как поднимаемся на очередную высоту, перед нами распахивается голубая бездна. На дне бездны лежат отроги плато, протянувшиеся невысокими хребтами к самому морю. Весь склон массива порос лесами, а его отроги — редким и худосочным шибляком. Там, у самого моря, можно видеть серо-зеленые рощи древовидного можжевельника или дикой фисташки.
У одного из многочисленных поворотов шоссе Алушта — Судак на хребтине каменистого отрога стоит приземистое дерево с округлой кроной и серым в два обхвата стволом. Под ним скамейка со столиком. Трава вокруг вытоптана, вытерта тысячами ног. Порезы и зарубки на стволе плачут чистейшими каплями ароматной смолы. И мало кто из гостей этой старой кевы знает, что стоит она тут уже не меньше тысячи лет!
По увалам темнеют массивы лесопосадок. Там рядом с сосной, миндалем, грецким орехом высажены кипарисы — целые рощи. Кипарисовые леса? А почему бы и нет. Ведь у себя на родине, на Кипре, горные кипарисовые леса — самая обычная вещь.
Доносится рокот трактора. Может, это как раз Анатолий Александрович Шацких — известный механизатор Алуштинского лесхоза вспарывает своим террасером далекий косогор. С 1957 года работает Шацких на этих склонах. Первые террасы — его рук дело. Садил леса и у моря, и на яйле.
...А наша дорога вначале шла под уклон. Миновав заросшую густейшей травой карстовую воронку, стала подниматься меж двух куэст. Слева простирается яйла, справа виднеются макушки буков— там скальный обрыв, очередная ступенька, буки растут у самого ее подножия. Следуем по дороге, держимся ближе к кромке яйлы, спускаемся в довольно глубокую лощину. Здесь дорога разветвляется. Мы же следуем от развилки строго на восток и выходим на дорогу, идущую справа вверх по лощине из лесного ущелья. Снова идем по дороге (азимут 45°) лесом. Выходим на опушку. Дорога пропадает в траве. А нам вверх, к тригонометрическому пункту на острой скалистой вершине, увенчивающей одну из куэст-ступенек. Всего от «хижины» шли 25 минут.
Вид открывается изумительный. Южный берег виден от Алушты до Судака. Столбы Демерджи, Аю-Даг, Караби-яйла с хребтом Кара-Тау, угадывается даже горный кряж Меганом. А рядом живописная Босна с островком букового леса у самой вершины. С неба слышится пронзительное: «Кеи, Кеи!» — над скалами кружится канюк.
Дальше без троп и дорог — по азимуту. Но заблудиться не бойтесь — будем идти по кромке ущелья Хапхал, к самым его верховьям. На север от тригопункта скалистый утес, что навис над ущельем. Запомните его и шагайте к нему, обходя большие и маленькие карстовые воронки. Можно взять правее и зайти на безлесную наклонную поляну, с ее нижнего края видно село Генеральское и хребты правого склона ущелья.
Взойдите на утес. Он продолжается вниз по склону зубчатой, как пила, острой, скальной стеной. Но на пути у нас еще утес самый высокий из всех других, встающих над бездной Хапхала. Узкий, как лезвие ножа. Он тоже продолжается вниз по склону острой известняковой пилой. По обе его стороны, проламывая себе путь в совершенно тропических зарослях, текут гигантские осыпи — настоящие каменные потоки. Они текут медленно, как века, но ход их неумолим. Из ущелья на яйлу, цепляясь за отвесные скалы, карабкаются черно-зеленые тисы и красностволые сосны. На соснах гнездятся орлы.
На мой взгляд, величественней и прекрасней пейзажа в Крыму нет. Конечно, это не Кара-Даг, не Новый Свет, не Ай-Петри, но это — Хапхал, также единственный в своем роде. Все ущелье звучит, как будто рождая низкий гул, вибрирует лес, скалы, воздух. Это — водопад Джур-Джур. Он там, внизу. Его не видно. Выше села, уже в самом ущелье, среди леса заметны участки садов. Так вот, несколько левее их — сам водопад. С 1974 года Хапхал имеет статус государственного заказника республиканского значения.
Покинув утес, идем дальше (общий азимут 330°), спускаясь. Слева склоны горы Босна. Пейзаж исключительно приветливый. Молодые буки, сосны-самосейки, растущие группами и в одиночку, освежают холмы. По луговинам ровные ряды насаженных берез. В травах мелькнула рыжая лисица. Отбежала, затявкала нервно: «Ах! Ах!» Срывая голос, как бы «пуская петуха». Мы ей помешали. Охотилась. Осенью на яйле у мышиных колоний мы бы встретили их не одну.
Еще один мыс, выдающийся в сторону ущелья. На его плоской вершине у невысокого межевого столба чуть заметна тропинка. Она сбегает вниз меж сосен и буков, по гребню хребта, круто падающему в ущелье, к самому водопаду. На всякий случай запомните ее. Может быть, в другой раз захочется попытать счастья и спуститься к водопаду этим рискованным путем, прямо с неба.
Мысы идут уже мелкие, невыразительные. Но вид с них все так же прекрасен: сосны взбираются на отвесные ослепительно белые по-крепостному неприступные стены ярусами, волна за волной.
Плато на противоположном склоне Хапхала отсюда кажется идеально плоским, а край его будто обрезан ножом. Таким оно видится и из Генеральского. И местные жители называют Тырке стол-горой.
Дальше идем по пересеченному рельефу вдоль опушки леса — азимут 330°, а затем 300°. Взобравшись на возвышенность, видим внизу залуженную балочку — одно из разветвлений верховьев Хапхала на самом плато. Спускаемся в нее. По правую руку стена буков, взобравшихся на яйлу да так и не отважившихся двинуться дальше; слева — посадка сосны. Не меняя направления, поднимаемся на скалистый гребень, переходим хорошо наезженную дорогу и спускаемся в новую балку — верховье ущелья Курлюк-Баш. От «хижины» шли 65 минут. Направляемся к тальвегу, прямо к опушке леса. Здесь находим заброшенную дорогу, уводящую в лес.
Вот мы и покидаем яйлу. Теперь наш путь лежит вниз. Идем на запад по тропе, натоптанной вдоль лесовозной дороги над сухим оврагом. Через 5 минут, как зашли в лес, тропа сворачивает вправо. Через минуту мы у родника, он прямо на дне оврага среди камней. Его нужно поискать. Осенью в листопад его можно и не заметить. Тропа, поднимаясь, выводит нас из оврага, но идет в прежнем направлении по старой вырубке, затем поперек крутого склона над тальвегом ущелья все вниз и вниз. Преодолев короткий, но особенно крутой спуск, выходим на проезжую дорогу, переходим на правый берег русла, потом снова на левый, и — вот она, поляна Курлюк-Баш. Мы спускаемся 30 минут.
Справа на опушке маленький домик. Высоко в небе белеют, скалы — поляна лежит на дне ущелья. По поляне, неторопливо; извиваясь в зарослях мяты, течет ручей. Тут же два родника. Один повыше на склоне, возле дороги, идущей через ручей влево и вверх. Другой внизу, у левого края поляны. Вокруг стеной стоит лес. Его нет только на склонах горы Долгой, которая замыкает ущелье с севера. Место насколько величественное, настолько и уютное. Недаром сюда любят ходить туристы. Правда, от шоссе это далековато — не менее полутора часов ходу. Идти туда по хорошей дороге на запад — северо-запад и почти все время под уклон.
Примерно минут через 50 после того, как оставили поляну, наша дорога сливается с другой, идущей справа, со склонов горы Замана. Движемся в прежнем направлении. Через минуту— от дороги тропа влево и вниз. Будьте внимательны!
Идем дубовым лесом, спускаясь по довольно крутому склону на юго-запад. Минут через 20 тропа, сделав крюк вправо, перейдя тальвег в темном овраге и повернув влево, становится совсем не крутой. Этим путем постоянно пользовались партизаны. Здесь проходила, так сказать, основная артерия, связывавшая партизан заповедных лесов с партизанами зуйских. По этим самым тропам, по которым сейчас идем с вами, пробирались партизанские связные, следовали на задания боевые группы, проходили колонны партизан, совершавших боевой маневр; санитарные отряды переправляли раненых и больных на партизанский аэродром.
Выходим на проезжую дорогу, сделав поворот направо, и спокойно шагаем по ней над руслом речки Курлюк-Су. И вот лесной кордон с «восьмой» подстанцией, дающей ток троллейбусной трассе. Тут шоссе Алушта—Симферополь. Всего от верхней дороги мы спускались минут тридцать. Левее тот самый «Курлюксунский мост», который не раз взрывали народные мстители. Немного дальше за мостом памятник «Партизанская шапка». Именно здесь, на этом участке дороги Симферополь — Алушта, в горной лесистой теснине чаще всего и устраивали партизаны свои засады, здесь «переправлялись» через асфальтовую речку группы, следовавшие «транзитом». Крепко охраняли этот участок фашисты. Кроме того что держали усиленный многочисленный патруль, они начисто вырубили лес вдоль шоссе с обеих сторон по 100 метров в ширину. Из сваленных деревьев соорудили сплошные засеки. Перейти шоссе или даже подобраться к нему незамеченным было почти невозможно. Были, однако, и такие времена, когда оккупанты настолько боялись партизанских засад, что передвигаться по шоссе ночью не решались.
Это место ошибочно называют Таушан-Базаром. На самом деле урочище Таушан-Базар расположено ближе к перевалу. Когда-то там, у старого почтового тракта, перед самым подъемом на перевал, стоял трактир. Переводится это название как «заячий базар». Одно из объяснений этого названия: здесь, якобы, шла бойкая торговля зайцами. По другой версии, в этом месте торговали всяким товаром, едущие на перевал особенно заинтересованы были что-то сбыть и тем самым облегчить свой воз. Торговали торопливо, на ходу, поэтому и назывался базар «заячьим».
Дождавшись у трассы рейсового троллейбуса, возвращаемся домой.
Второй наш маршрут тоже начинается с Ангарского перевала. Дорога до седловины Пахкал-Кая вам знакома. Если хотите разнообразия— не сворачивайте во второй от перевала седловине на восточную тропу, идите по хребту дальше, в прежнем направлении. Поднявшись, попадаете на заросшую густым и высоким дудником (если была влажная весна) поляну. Справа сквозь стволы деревьев вам откроется панорама Алуштинской долины. Но вы пойдете дальше, преодолеете по самым зубцам скалистый гребень Эльх-Кая, среди скал спуститесь в глубокую, довольно мрачную котловину прямо в заросли крапивы. Выйдя из лосу, будете подниматься по упругой траве безлесного хребта мимо террас, засаженных сосной, к подножию скал Пахкал-Кая. Только потом спуститесь в нужную вам седловину. Этот путь менее удобен и потому более длинен. Знаете, есть горская пословица: самая короткая дорога — знакомая дорога. Оставьте лучше этот путь на другой раз.
От седловины между Пахкал-Кая и Северной Демерджи следуем по колесной дороге, прямо к острову букового леса на скате горы. Тут дорога поворачивает вправо. Мы же от колена движемся в прежнем направлении по тропе через лес и дальше. Забирая все левее, идем поперек склона над верхней опушкой, пока лес не кончится.
Прошло около десяти минут, как мы оставили седловину. Дальше нужно идти наискосок по склону, слегка поднимаясь (азимут 340°), идти так, чтобы обязательно увидеть справа вверху на фоне неба сплошную скальную стену. Если стена показалась — значит все в порядке Вы идете правильно.
Прямо под ногами растут дикие ирисы. Если придем сюда весной, увидим их нарядные желтые и синие цветы, заметим, как жаворонки, притаившись, сидят на гнездах, лишь опасливо глядят на нас влажными бусинками глаз. Не стоит слишком активно проявлять свое любопытство. Ведь лучшее, что мы можем сделать для всех четвероногих и пернатых,— не беспокоить их. Не нужно большого ума и силы, чтоб разорить гнездо, распугать живность Мы в ответе перед Землей за всю эту красоту. От нас зависит, будет ли вечно на склонах цвести ирис и звенеть жаворонок.
Быть сильным — значит быть разумным и великодушным.
Между тем косогор становится все круче. Не стоит сходить с тропы: мелкие камни, скользкая трава (и сухая, и мокрая, а тем более покрытая инеем) таят определенную опасность для идущего. Минут через двадцать (от седловины) тропа обходит небольшой скальный мысок и разветвляется. Правая ветвь забирается круче, а левая, наша, продолжает идти в прежнем направлении почти на север. Вот она достигла скал и круто пошла вниз, соскальзывая с камней, виляя меж кустами.
Пещера МАН находится в маленьком, круто падающем вниз ущелье. Вход обнаружил по куче мусора. Если есть намерение осмотреть пещеру, необходим электрический фонарик. Не факел, не свеча, а именно фонарик. И вот почему. Пещеры, которые уже давно посещаются людьми, имеют неряшливый вид: ни тебе нежных кальцитовых драпировок, ни сталактитов, ни сталагмитов. Стены и своды пещер покрыты черным налетом — копоть от факелов и свечей. Сарай да и только. С пещерами следует обращаться осторожно. И уж, конечно, не разбивать известковых украшений. Пещера объявлена памятником природы и подлежит охране.
В дальнем конце ее нагромождение глыб. Под навалом — ход в нижний этаж. Лезть туда не стоит. Не стоит взбираться и на «алтарь». Глыбы скользкие, грязные. Древнего изображения там уже нет. Лишь автографы современных дикарей. На стенках застывает белое известковое молоко. Если лет сто не трогать — природа сама залечит раны. Это обнадеживает.
Люди привыкли к мусору в местах своего отдыха и с легким сердцем увеличивают его кучи. Если уж вам не пришла мысль убрать чужой хлам, то хоть не добавляйте своего. Попробуйте удержать себя: все швыряют, а я не буду.
Возвращаемся назад по тропе. Затем напрямик по склону взбираемся наверх и по старой скотопрогонной тропе над самой пещерой выходим на плато. Я сказал «по старой скотопрогонной тропе». Но нужно иметь наметанный глаз, чтоб определить, где была эта тропа. С тех пор как на яйле сокращен выпас скота, заросли травами скотопрогонные тропы и затравленные косогоры. Все меньше на боках холмов зияет рыжих плешей и промоин. Но настоящим бичом яйл стали автомобильные дороги.
Подъем занимает пять-семь минут. Дальше идем по самой кромке над обрывом, мимо межевых столбов, то поднимаясь, то опускаясь без тропы на северо-восток. Перед нами вся долина Ангары и Салгира. На одной линии лежат Аянское и Симферопольское водохранилища. Правее блестит большой пруд на Малом Салгире. Налево обрывы Чатыр-Дага, его нижнее плато. У нас за спиной вершина Северная Демерджи с геодезическим знаком. Смотрите, как бесстрашно взбираются на самую яйлу по скалам отчаянные альпинисты — молодые сосны. Сосновый лес расширяет свои владения, и ветер помогает ему, рассеивая семена.
Близко к кромке плато подходить не следует. И вот совет на случай непогоды и тумана: берите правее — в нескольких сотнях метров по плоскогорью бежит дорога в нужном направлении. Выйдя на нее, уже не заблудитесь.
Мы уже вели речь о том, как страдает лес от случайных костров, непогашенных спичек и окурков. Сухая трава горит жарко, а ветер раздувает пламя. И главная беда в том, что гибнут молодые деревца и кустарники, гибнут лесопосадки. Об этом, конечно, не думают те, кто озорства ради порой поджигает сухую траву в конце лета на пустырях, в городских и сельских лесополосах. Случается, забредают такие простаки и на яйлу. Вот небезынтересная статистика: за всякие безобразия, творимые на яйлах и склонах Большой Демерджи, штрафуется до 600 туристов ежегодно.
Минут через 50 ходу от седловины, левее, на краю склона несколько невысоких тумбообразных скал. Мы идем мимо. Примерный азимут 78°. Обходим гигантскую расселину в скалах, верховье ложбины и через 17 минут после «тумб» — мы на проезжей дороге. Дальше идти по ней до верховьев ущелья Хапхал.
Напротив двух своеобразных скал правее дороги блюдцеобразное понижение. Сейчас, пожалуй, уже ничто не говорит о том, что еще в начале шестидесятых годов тут существовало озеро. Скот, пасшийся на яйле, ходил сюда на водопой. Что случилось, трудно сказать. Но с тех пор как по склонам были нарезаны террасы, вода в лощине собираться не стала. Долгое время тут было нечто подобное такыру — рыжая растрескавшаяся глина. Но постепенно все затянулось травой.
Вскоре развилка. Идем по правой дороге.
Выскочит на дорогу заяц и заковыляет по накату, нескладный и смешной. Сядет, развесит уши — хорошо ему. И вдруг поймет, что опростоволосился: не заметил нас вовремя — да как сиганет в сосняк! Не пугайте его. Звери становятся все более доверчивыми к человеку. Уже и лисица не спешит «смыться», и олень подпускает ближе к себе. Особенно флегматичны зайцы на окраинах городов, где на них не охотятся, дикие утки на городских прудах, чайки. Это ведь счастье, что мы встречаемся с ними на одной дороге как друзья, а не враги!
В сосняке путь нем пересекает другая дорога. Идем по ней на север.
Мы уже видели немало лесопосадок, удачных и неудачных. Демерджи-яйла была «полигоном» для испытания древесных пород. Тут садили и тополь, и иву, и ель, и многое разное. Не все посадки чувствовали себя одинаково хорошо. Одни отмирали раньше, другие позже. Остались береза, сосна, клен, рябина, черемуха. Но березу и черемуху замучили зимние ветры и снега. Если случится быть в этих местах в августе — сентябре, вы удивитесь здоровью и красоте рябин, густо украшенных коралловыми ягодами. Но красота эта недолговечна, ее быстро расклевывают пирующие в рябиновых рощах птицы.
На сосновые посадки тоже порей жалко смотреть. В иных местах их губит засуха, в других — «хорошая жизнь». Деревья растут быстро, но вырастают ломкими, слабыми. И олени заедают сосняки, и козы, даже мыши. А между тем, обратите внимание, сосны-самосейки растут кряжистые, крепенькие, пружинистые. Что значит отбор и закалка с самого семени!
Не садить, а помогать лесу рассеваться — вот задача лесоводов на яйле. Так думают и профессор В.Г.Мишнев, и кандидат наук О.Б.Исаенко. А есть мнение, что надо оставить яйлу в покое, восстановить изуродованные плантажной вспашкой ее сенокосные луга. Но если и продолжать посадку сосны, то нужно чередовать ее с лиственными породами — уж слишком хорошо горят чисто сосновые леса.
Перед нами глубокая балка — верховье ущелья Курлюк-Баш. Если есть необходимость — спускайтесь к роднику, если с водой нормально — задерживаться не будем. Поднимаемся на противоположный склон балки по одной из дорог, лучше по правой. Мимо сосновых насаждений идем почти на север.
И вот дорога делает левый поворот, ныряя в густой сосняк. От каменных «тумб» мы в пути уже 76 минут. Отсчитываем азимут 30°. В поле зрения попадает куст, растущий на луговине. Идем от поворота дороги в этом направлении. Переходим тальвег лощинки (это верховье Хапхала, тут есть очень крутая тропа к водопаду Джур-Джур), не слишком круто, чуть беря правее, поднимаемся по склону так, чтобы березняк на террасах остался ниже. Постепенно сворачивая на восток, поднимаемся на водораздел.
Обрывистый мыс нависает над ущельем Хапхал. Мы вышли на левый борт ущелья и теперь будем идти по нему у самой кромки. Спускаемся в балку, поднимаемся по изогнутой то ли борозде, то ли тропе на новый водораздел (азимут 60—70°). Идем по ровной яйле прямо на восток — перед нами в обрывистых скалах расщелина, за ней в отвесной стене утеса зияет пещера. Она была нам видна, когда мы, свернув с дороги, шли к луговине.
Под нами ущелье, доверху налитое упругой синевой. Не верится, что если броситься в эту синеву, то не поплывешь вот так же легко, как плавают в ней птицы. Стрижи, как реактивные самолеты, не шевеля крыльями, парят над невообразимой глубиной, взмывают у нас над головой, показывая бурые подкрылья. Пара орлов медленно кружит над ущельем и плато. Здесь идеальные условия для планирующего полета — снизу вертикально вверх дует теплый ветер побережья.
Еще раз хочется напомнить, что на тропах по косогорам и у кромок обрывов нужно быть предельно собранным, не забывать об опасности. А ее таят и скользкая трава, и любой неустойчивый камешек под ногой. Есть люди, у которых высота, вид бездны вызывают головокружение. Усталость тоже притупляет чувства, может нарушить координацию движений. Не подходите в таких случаях близко к обрыву, не испытывайте судьбу!
Впереди еще один мыс, за ним другой, а там третий. Внизу под обрывом тисовая роща, объявленная памятником природы. Открывается панорама на Караби-яйлу и скалы хребта Таш-Кабах, седловидно прогнувшегося между Тырке и Кара-Тау — юной вершиной Караби-яйлы.
Мы уже идем без дороги почти сорок минут. У подножия самого крайнего мыса — поляна. На ней угадывается колея дороги. Нам нужно выйти на эту дорогу. Повернемся так, чтобы вершина тригонометрической пирамиды была впереди левее от нас. Теперь спускаемся по травянистому склону, пока не зайдем в буковый лес. Там продолжаем спуск по тропе, которая и выводит нас на нужную поляну. На поляне обломки известняка, упавшие с утеса. Находим дорогу и спускаемся по ней лесом, пока не заметим, что вышли на хорошую тропу, идущую поперек склона. Поворачиваем налево и идем по этой тропе. Скоро достигнем крохотной полянки с родником. Отсюда до турприюта «Партизанский» минут 40 ходьбы. Описывать тропу не буду. Она не трудная — все время на спуск. Крутизна встретится только один раз. Когда выйдем на дорогу, нужно повернуть налево и идти по ней. Переходим русло ручья, поднимаемся на взгорок и спускаемся. Перед нами речка. Перед тем как дорога пересечет речку — поворот вправо и снова на тропу. Через 20 минут — туристский приют «Партизанский».
Прошли мы сегодня много. Можно устраиваться на ночлег, отдыхать. Если осталось время и вы не очень устали, осмотрите окрестности. Тут еще и сейчас можно встретить почти замытые глиной, заваленные палым листом ямы — следы партизанских землянок. Здесь, на склонах высоты 1025, в годы Великой Отечественной войны продолжительное время размещалось командование партизанских отрядов Второго района, а в лабиринтах глубоких долин дольше всего находился центральный штаб крымских партизан. Здесь же размещался и областной комитет партии.
Прислушайтесь к гомону бесчисленных ручьев и родников. Право же, иногда кажется, что где-то рядом вполголоса разговаривают люди, что в ближайшей землянке обсуждают они план новой операции... На здешних тропах еще горячи следы партизанских вожаков: командира Второго партизанского района И.Г.Генова, Н.Д.Лугового, который с первыми партизанами пришел в здешние леса. Комиссар отряда, командир бригады, начальник политотдела центральной оперативной группы, комиссар Северного соединения — таков его боевой путь.
На северной кромке Долгоруковской яйлы ежегодно 9 Мая у Кургана партизанской славы собираются бывшие партизаны отметить годовщину Победы, почтить память погибших. У Кургана разбивают палатки ребята — участники веселой и мужественной пионерской игры «Зарница». Перед лицом негасимого подвига, перед светлой памятью павших передается из сердца в сердце эстафета мужества, эстафета беззаветной верности Советской Отчизне.
Всю ночь разговорчивая Бурульча будет рассказывать о славных делах крымских партизан.
Утром — на высоту 1025. Рюкзаки оставляем в турприюте, идем налегке.
Сразу же южнее турприюта, там, где в Бурульчу впадает речка Партизанка, на правом берегу есть тропа и указатель. Идем по этой тропе, на восток, вверх наискосок по склону. Через семь минут подъем становится значительно круче, но это минуты на две, потом идти станет легче. Буки сменяются дубом и ясенем. Лес мельчает и редеет. Мы стоим над обрывом. Внизу густо клубятся темно-зеленые кроны деревьев. Высоко в небе яйла Тырке. Тропа ведет дальше. И снова расступается лес: на скале над обрывом обелиск, рядом под старым карагачом знамя из нержавеющей стали — братская могила.
Бои 24—26 июля 1942 года. На этой скале была застава партизан. Враги наступали с юго-восточной стороны из-под обрывов Тырке от родника Сулух-Оба. Противник не прошел. Однако много бойцов осталось здесь навсегда. Погиб и командир боевой группы И.Е.Матяхин.
Много хлопот доставляла оккупантам отважная группа, которой командовал Иван Голиков. На ее счету взорванные мосты, разгромленные автоколонны, отбитые деревни. На высоте 1025 в братской могиле остался лежать Голиков, плечом к плечу с боевыми друзьями, как в бою. Молча стоят старые липы и ясени. Затянулись раны на кряжистом стволе карагача. Но под рубцами сидят пули и осколки. И даже в самый весенний, солнечный день старик чувствует, как жжет ржавчина осколков, протекая по жилам вместе с древесным соком. А рядом шумит молодая поросль. Прямо среди камней горят золотые майские цветы — асфаделины.
От обелиска расходятся тропы. Азимут нашей — 360°. Углубляемся в мелкий лес, поднимаемся на взгорок.
Тропа зигзагами среди камней и скал спускается вниз. Проходим седловину. Еще дважды преодолеваем небольшие подъемы и спуски. Все время идем по хребту среди леса, в общем на север. Пересекаем небольшую поляну, которую партизаны называли «Красной площадью». Тут они проводили митинги, собирались на торжества.
Примерно на шестнадцатой минуте ходьбы — ответвление тропы: влево и вниз. Мы идем прямо. Слева башнеобразная скала. Еще несколько шагов и — вот она, партизанская пушка.
Трехдюймовое орудие. На казенной части ствола номер: 196. Оно громило врага, наступавшего со стороны Долгоруковской яйлы. Теперь стоит на вечном постаменте как памятник. Правее пушки шалаш. В нем размещалась партизанская радиостанция. У рации дежурили: Михаил Захарчук, Степан Выскубов, Ася Опарина, Роман Квашин. Это отсюда передавались на Большую землю сведения, добытые партизанскими разведчиками.
Рядом наблюдательный пункт. Сейчас с сухого вяза ничего не разглядеть — мешают деревья: клены, липы, ясени. Большинство из них поднялись уже после войны. Как давно это было. А тем, кто ее помнит, кажется, что вчера...
От лафета пушки на юго-запад — тропа. Вначале она, извиваясь и протискиваясь меж скал, круто уходит вниз. Затем ход ее становится спокойней, она постепенно забирает вправо. Слева ее догоняет еще одна тропа, затем еще. Спускаемся наискосок по склону... Тут под буками размещался партизанский госпиталь.
Снова вернемся к событиям 24 — 26 июля 1942 года. Когда фашисты обложили этот район кольцом и готовились к штурму высоты 1025, партизанское командование приняло решение во избежание трагедии отказаться от дальнейших позиционных боев и прорвать осаду. Оставив прикрытие, партизанские отряды просочились в тыл карателям. Было много раненых, госпиталь эвакуировался медленно. Партизанский врач Нина Кострубей помогала раненым переправляться в безопасное место. Когда уже казалось, что операция пройдет благополучно, каратели обнаружили маневр. Завязался отчаянный бой. С ранеными фашисты расправлялись бесчеловечно. Обороняя госпиталь, с оружием в руках погибла Нина Кострубей.
У тальвега сухой балки выходим на тропу, идущую вдоль русла Большой Бурульчи. Здесь размещалась партизанская пекарня.
Поворачиваем влево на эту тропу и через несколько минут оказываемся у небольшого водопада. Здесь была, партизанская мельница. Даже в условиях чрезвычайных люди проявляли изобретательность, пытаясь обеспечить хлебом раненых и бойцов, провести освещение в госпиталь и штаб. В откосе остатки землянок.
В здешних лесах до сих пор еще, бывает, находят то мину, то снаряд. Если это случится с вами, не проявляйте большого любопытства к опасной находке. К ней вообще не следует прикасаться. Срочно сообщите об этом леснику или начальнику ближайшего туристского приюта.
Возвращаемся к турприюту, берем рюкзаки — идем на Суботхан.
Пройдя немного по тропе вдоль Большой Бурульчи и повернув налево, взбираемся на крутой склон. Идем все время на подъем, не сходя с тропы, до памятного знака: «Район Дедов курень. Здесь стояли партизаны Северного соединения». Тропа ведет влево вверх на гору Дедов курень. Если есть желание, можно туда подняться — времени у нас сегодня достаточно, в пути будем не более трех часов. Идем дальше в западном направлении. Дорога, спускаясь, преодолевает сырой овражек, ныряет под упавшее дерево и снова — на запад. Перепрыгиваем через Малую Бурульчу. Идем в зарослях гигантского белокопытника (похож на лопухи), попадаются листья до метрового диаметра. Впрочем, такое бывает не каждый год. Сворачиваем в лес по правой тропе, на подъем. Поляна. Еще немного — проезжая дорога. У шлагбаума — место отдыха со столом и скамейками. От Большой Бурульчи — 25 минут хода.
Лесники называют поляну «озером». Тут действительно есть озерцо. Вниз от шлагбаума, в овражке, — родник. На поляне посадки сосны, ели.
С поляны идем на юго-запад по лесной дороге. Вскорости лес расступается. Слева рядом с дорогой в лощине — довольно высокий сосняк. Справа — лесная опушка, постепенно отдаляясь от дороги, взбирается на холм. На скале красный обелиск. Бывшие партизаны эту высоту иначе как «Зуйская застава» не называют — это здесь размещалась застава Зуйского партизанского отряда. Если подняться выше на холм — открывается великолепный обзор окрестностей. Да, лучшего места для обороны было не найти. Если вы, не торопясь, побродите по склону, может быть, не отыщете шампиньонов или горных грибов (не сезон), но поднимете осколок, гильзу, а то и целый патрон. Это в прямом и переносном смысле — героическая высота.
Бои на Зуйской заставе 24—25 июля 1942 года были упорными. Враг шел со стороны Перевального. Позиции партизан были подготовлены хорошо, боеприпасов в достатке. Но враг давил численностью.
Когда положение заставы стало совершенно безнадежным, политрук Н.Н.Бараненко поднял бойцов в атаку. Отряд разорвал огневое кольцо, но для политрука этот бой стал последним.
На этих же склонах до конца исполнил свой долг солдата и коммуниста политрук Петр Родионов.
Утром 25 июля одну из групп, защищавших высоту, карателям удалось отсечь и окружить. Азербайджанец Ураим Юлдашев приказал бойцам пробиваться, сам же до последнего патрона задерживал карателей. Потом бросился на ненавистных врагов с кинжалом. В рукопашной схватке фашисты буквально растерзали героя.
В этот же день во время очередного штурма высоты на заставе погиб пулеметчик. Медсестра Клава Юрьева заменила его. Откуда только взялась сила в хрупких девичьих руках, чтоб справиться со станковым пулеметом? Откуда столько мужества в нежном девичьем сердце? За все платила она врагу: за отнятое мирное небо, певучие леса, за землю, за юность свою. За друга своего Ураима мстила врагам Клава. Когда вырывались из окружения, комсомолка увлекла бойцов за собой. Прорыв удался, но Клава так и осталась на той боевой высоте.
В 1943 году отец и сын Неклепаевы Владимир Иванович и Алексей, находясь в дозоре, не покинули пост, вступили в бой с полуротой фашистов. Отец погиб, семнадцатилетний Алексей сдерживал фашистов до тех пор, пока не подоспело подкрепление, лотом увлек бойцов в атаку. Он отомстил в этом бою за отца. В боях мужал юноша, закалялся его характер. Он тоже остался лежать в многострадальной и героической партизанской земле. До Берлина дошла его мать Раиса Федоровна Неклепаева — майор Красной Армии.
Вернемся к дороге и продолжим путь. Скоро окажемся у местной «водной артерии» — ручья Суботхан.
Давайте свернем с дороги направо и пойдем вдоль русла на север. Да, это тот самый Суботхан, что течет со склонов Тырке и пропадает в карстовых лабиринтах яйлы. А потом он вытекает из Красных пещер (Кизил-Коба) речкой Кизил-Кобинкой, или, как ее еще называли, Су-Учхан (Полет воды) — имелся в виду водопад у пещер.
Впереди скалистые склоны долины ручья сходятся теснее — там настоящий маленький каньон. Воды в русле совсем немного. Больше ее бывает после ливней. Русло прихотливо петляет по луговине. Не ручей, а наглядное пособие для изучения речных меандр. Тут несколько родничков. На их месте экскаватором на скорую руку вырыты заплывающие грязью ямы. Об их назначении можно только догадываться — это водопой для скота. Рядом загон. На склоне белый домик пастухов. Склон сплошь исполосован тропинками. Трава выбита.
Вступаем в теснину. Здесь можно встретить неразорвавшиеся и полуразорвавшиеся снаряды от 195-миллиметровых тяжелых орудий. На самом выходе из ущелья остатки окопов — линия обороны партизан.
Впереди простор Долгоруковской яйлы.
Не только осколки снарядов, патроны и пули вдруг попадаются гут на глаза — наконечники стрел, железные и даже кремнёвые. Картина мирно пасущихся стад перед лицом гроз природных и исторических была беззащитной и хрупкой. Немало человеческой крови приняла в себя земля.
И где-то тут проходил вековой путь из степей в южные долины. Кажется, я нащупывал его не раз, находя вдруг обломок ножа, черепки керамики, ручки от амфор. Особенно обильными были находки в верховьях реки Бештерек. Идя от находки к находке, огибая холмы и провалы, одолевая подъемы, выходя к седловинам, я чувствовал, что путь мой не случаен, он логичен и целесообразен. Тут лежала дорога, и по ней очень давно шли или ехали те, кто потерял нож, заколку от плаща. Кто нечаянно в пути разбил амфору. Тут же в уютной лощине дожди вымывали кремневые отщепы — задолго до всадников и телег здесь жили люди каменного века.
Сейчас там все перерыто и завалено мусором.
...На выходе из ущелья рядом с руслом Суботхана — карстовая воронка. Среди нагромождений глыб черной подземной тьмой зияет провал. Здесь начало карстовой полости, которую за много миллионов лет проточил в известковом монолите Долгоруковского нагорья маленький ручей Суботхан. Но теперь вода от шахты «Провал» отведена в глухую, ставшую озером котловину, и лишь отсюда, потихоньку фильтруясь, она попадает в толщу горы.
Вообще, этот Суботхан не так прост. Прежде чем проделать себе тайный путь к Салгиру, он преспокойно тек по плато в сторону Бурульчи. Сохранилась извилистая долина, переходящая в овраг, а затем в ущелье у горы Колан-Баир.
Возвращаемся и идем по долине ручья к верховьям. Долину сплошной стеной обступает лес. Ручей течет в зарослях мяты и осок. В игрушечные омуты глядятся ивы и дикие яблони. В первой половине лета здесь море цветов. Над разнотравьем от гудения пчел и шмелей стоит медовый звон. На склонах мирно лопочут, причмокивают и всхлипывают роднички. Так все напоминает среднерусские места. Только нет берез. Но подрастают на левом склоне рукотворные дубравы. Лесопосадки 1946 года.
Только что кончилась война. Рабочие лесничества, колхозники — многие из них еще два года назад партизанили в этих местах — теперь сеяли в лунки отборные желуди, и наряд им на такую работу давал их бывший боевой командир, теперь руководитель местного лесничества О.А.Козин.
Наконец лес над руслом смыкается. Здесь сливаются в один два ручья. Берем левее и приходим к роднику. Родник есть и в правом ущелье.
Места живописные. Если есть время — можно отдохнуть, погулять, пройти по балке вверх на поляны, в сосняки. Там встречаются маслята. От родника к шоссе нам идти меньше полутора часов. Так что временем распоряжайтесь смело.
От места слияния двух ручьев (левое русло обычно сухое) поднимаемся по склону прямо вверх на запад и выходим из лесу на дорогу. Идем по ней в направлении восток — юго-восток к молодому дубняку. Не доходя его ровных рядов, сворачиваем вправо, по направлению к буковому лесу. Находим тропу и по ней спускаемся в овраг — верховье Малиновой балки. Несколько севернее совсем недалеко расположен Буковый кордон Перевальненского лесничества, известный своей живописностью и уютом. Переходим на противоположный склон и продолжаем путь на запад по склонам горы Замана. С яйлы спускается разбитая, разъезженная дорога. Пользуются ею не всякий год, в зависимости от размещения кошар. Неровными слоями лежит известняк. Корни старых буков оплетают его и кое-где задерживают почву. А дорога идет прямо по скале, прямо по корням. Она приводит к роднику, бьющему среди навала камней.
Тропа идет дальше почти горизонтально поперек склона и через 15 минут (от родника) выходит на старую дорогу, спускающуюся со склонов горы Замана. Нам — по дороге вниз. Минуем развилку на поляну Курлюк-Баш, и через минуту с левой стороны уже знакомая нам тропа вниз, в ущелье Курлюк-Су и на шоссе Алушта — Симферополь.
От перевала идем вначале по хребту, затем по дороге в сторону Пахкал-Каи. От седловины — дальше, как во втором маршруте, до скалистого мыска, который на двадцатой минуте огибает тропа, ведущая к пещере МАН. Помните? Там развилка. На этот раз идти по правой тропе, все круче забирая в гору, по склону наискосок (азимут 10—12°). И через 10 минут мы на плато, в какой-нибудь сотне метров над пещерой МАН.
Нам знаком путь по кромке яйлы на северо-восток до тумбообразных скал. Поворачиваем к этим скалам, ниже которых когда-то шла тропа. Она спускалась по безлесной хребтине и, сделав зигзаг, несколькими рукавами втягивалась под полог леса. В первом издании я писал: «Обратите внимание, как успешно работают землерои, засыпая тропу землей. Этак пройдет еще несколько лет, и она совсем затянется, «зарастет». Время прошло — тропы уже нет.
У скал остановка, осматриваемся. Правее — глубина ущелья Курлюк-Су с поляной Курлюк-Баш. Нам нужно спуститься на поляну. А спускаться будем сквозь лес. Смотрите внимательно: от западного края поляны вверх по противоположному склону протянулась опушка. Нам нужно направить свой путь так, чтобы выйти к ней, поскольку дальше пойдем вдоль нее.
Итак, взяв направление, входим в лес. Заметно как бы несколько рукавов старой скотопрогонной дороги, захламленной сушняком и валежником. Держите направление на северо-восток, интенсивно спускаясь.
Не забирайте слишком влево. Если выйдете на поляну правее — не страшно: нужная нам опушка леса — вот она, рукой подать. А если вышли к ручью в лесном овраге, идите вверх по руслу и снова выйдете на маршрут, к опушке.
Ну вот мы и у ручья Курлюк-Су, в том месте, где он, покидая поляну, вбегает под сень букового леса. Если нужна вода — идите вверх по течению, вдоль русла, и у левого склона долины найдете родничок. Еще несколько лет назад он был хорошо обложен и прикрыт каменными плитами. Кто-то их раскидал. Вполне возможно, что вам захочется побыть на этой поляне подольше — такая она солнечная и чистая, как чаша с ключевой водой. Следите за временем сами — до турприюта «Партизанский» еще более полутора часов пути.
Итак, идем вверх прямо по склону, вдоль опушки леса. .Постепенно в траве проступает тропа. Трасса приводит под кроны выдвинувшихся в сторону безлесного склона деревьев. Молодые крепкоствольные грабы, как наперегонки, бегут вверх. Самые младшие выше всех — лесной авангард.
Здесь тропа идет по неровному скалистому откосу. Потом аккуратным шнурком протянулась поперек склона к веселому осинничку. Не идите по ней! Не сбавляя усилий, продолжайте подъем, забирая правее.
Подъем крутоват, но не длинен. Вот проход меж небольших скал. Идем правее, все круче на склон. Под ногами желтеет щебень песчаника. Вверху, чуть левее, зеленеют молодые сосны. Еще немного и мы стоим в седловине, выбитой на кромке склона крепкими копытами бесчисленных стад, может быть, еще в средние века.
Поднимались мы полчаса. Теперь от старого боярышника, который и кустом назвать нельзя,— такой он толстый и высокий (стоит тут не одну сотню лет),— идем по азимуту, отсчитав на компасе 30°. Благополучный конец перехода зависит от того, насколько точными будут наши манипуляции с компасом, насколько внимательны вы будете к ориентирам. И еще, как всегда, в таких случаях,— немного интуиции и везения!
Мы могли бы пройти сейчас по долине ручья Суботхан и выйти на тропу, ведущую в лагерь. Но по долине уже ходили. А тут — без троп, по одним приметам! Потому — не торопитесь.
Итак, идем по прямой, азимут — 30°. Переходим ложбину, поднимаемся на правый склон ее. Переходим наезженную дорогу, ведущую на яйлу. Тут же пересекаем верховье еще одной балочки. Левее остается группа старых буков, растущих в балке.
Прежде чем достичь опушки букового леса, проходим по склону, засаженному сосной и дубом: сосняк — левее, дубняк — правее. Посадки пятидесятых годов.
Углубляемся в лес и оказываемся в небольшой ложбине. Наш путь от боярышника занял 9—10 минут. Мы обязательно должны выйти на верхний (по склону) край продолговатой поляны, вытянувшейся вдоль лощины. Если все правильно, продолжаем путь дальше в прежнем направлении сквозь лес, спускаемся в следующую балку. Поднимаясь из нее, оказываемся на большой поляне, расположенной на косогоре. Пересекаем поляну и, пройдя под пологом буковых крон буквально несколько шагов, попадаем на поляну, частично засаженную молодым дубняком. Она вытянулась вдоль по водоразделу. Надо взять левее и идти в противоположный ее конец (азимут 351°). Достигнув нижнего края (вообще, до самой турбазы мы будем теперь идти только под уклон), обернитесь — прекрасный вид на хребет Тырке, на то место, где ущелья Большой Бурульчи выходят на яйлу.
Движемся дальше среди деревьев, взяв несколько правее, и выходим в парковый редкий лес. Деревья стоят куртинами и в одиночку. Большое разнообразие пород: клен, кизил, яблоня, груша, орех, ясень, граб, дуб. Это урочище называлось «Арестантские поляны». И совсем не без основания так называлось: в царские времена тут заключенные рубили лес. Такое разнообразие пород обычно бывает на прежних вырубках.
Левее за деревьями небольшое озерцо. Безводным летом пересыхает. Трудно устоять от соблазна разбить здесь стоянку. Но не торопитесь, этот лес, все урочище — памятник природы. Идем дальше (азимут 24°). Вот деревья встали гуще. Выходим на узкую поляну. В густой, высокой траве бежит тропа (азимут 30°). От боярышника мы идем уже 27 минут.
Дальше наш путь по лесу, по самому гребню водораздела, по очень слабо намеченной, временами пропадающей тропе (азимут 45°).
Выходим на дорогу, ведущую в том же направлении. Пройдя по ней совсем немного, у того места, где дорога проходит, как в ворота, меж двух невысоких скал, сворачиваем вправо — будьте внимательны! — и спускаемся по крутой тропе в долину Большой Бурульчи. Отсюда до турприюта «Партизанский» по дороге двадцать минут ходу.
Река течет в узкой глубокой долине почти на север, извивается, и нам то и дело приходится переходить ее вброд. Ивы, белокопытник, другие травы, дикие яблони, груши, лещина. Одна поляна сменяется другой, но ничего вокруг, кроме высоких лесистых склонов да неба над головой,— укромный, затерянный мир. И лишь с одной поляны видны скалы Тырке. Выходим к приюту. Места знакомые — мы тут уже были. Передохнем. Выберем место ночлега. Погуляем по лесу, в долине, просто так, без программы. А тех, кто не ходил по второму маршруту, можно сводить на гору 1025 к «Партизанской пушке».
На следующий день наш путь к водопаду Джур-Джур. Он займет около двух часов. Тропа нам знакома, но шли по ней в направлении, противоположном нынешнему. Начинается в северной части турприюта на левом берегу речки Партизанки. Идем почти на восток. Вскоре перебираемся на правый берег речки и продолжаем путь в прежнем направлении. Обратите внимание на елочки, растущие под пологом букового леса, их посадили лесники. Тропа хорошая (это скорее всего запущенная проезжая дорога), без резких подъемов. Правда, местами она подмыта речкой и натоптана заново. Перебираемся через заваленные деревья. Выходим на проезжую дорогу и движемся влево по ней в основном на подъем. Не пропустите тропу вправо (есть указатель!), она будет примерно на одиннадцатой минуте ходу по дороге, после небольшого спуска, сразу же за ручьем.
До самого перевала сквозь кроны деревьев никакого обзора. И только здесь угадываются в нашем направлении белые скалы Тырке.
Сворачиваем на тропу. Минуты четыре идем в сыром дремучем лесу, мимо пней, ветхих буков и грабов. Стволы их усыпаны огромными грибами-трутовиками. Азимут—140°. Перейдя тальвег, начинаем подниматься на крутой склон зигзагом. Одолеваем подъем за несколько минут и продолжаем идти по тропе поперек склона. Потом снова подъем. Тропа забирает правее, углубляется в низкие густые кусты, пересекает слабосочащийся ручеек и вот — крохотная полянка с родничком. Это Сулух-Оба, здесь тоже была партизанская застава, сдерживавшая 24 июля 1942 года фашистов, которые двигались по тропе и спускались с плато Тырке.
Идем в прежнем направлении (азимут 120°). Через две минуты — дорога. Спускается справа и заворачивает в нашем направлении. Узнаете? По этой дороге мы вышли в прошлый раз с Тырке на тропу. Перед нами поляна. Горизонт закрыт скалистым гребнем. С гребня открывается панорама от Генеральского до моря и вокруг. Мы стоим на хребте Таш-Кабах.
Вниз по поляне идет дорога в лес, на плато Орта-Сырт. Нам — на юг. Наша дорога, хорошо накатанная, ныряет под свод ветвей орешника. Попадаем на старую лесосеку. Огромные пни. Тут в буковом лесу проводилась санитарная рубка, когда выборочно удаляются старые больные деревья с тем расчетом, чтобы создать лучшие условия для развития перспективному молодняку. И молодняк с тех пор поднялся.
С буком тоже пытались обращаться как с иными породами — высаживали на террасы. Но он не рос. Он даже не возобновляется на открытых местах. Ему нужна умеренная тень. В чем дело? Он же светолюб! А дело в том, что на открытых местах в молодом возрасте он страдает от заморозков.
Вообще-то бук — неженка. Весной после урожайного года почва вблизи буковых деревьев покрывается густой зеленью — всходами буковых семян. Кажется — вот молодая смена старикам. Осенью же тут — только палый лист. Летняя сушь и жара убивают самосев. Нужно стечение особо благоприятных условий, чтобы буковые всходы окрепли и превратились в молодые деревца. А это бывает далеко не ежегодно.
Тропа вскоре соскальзывает с дороги вниз (азимут 150°), пересекает другую дорогу (идущую вдоль по склону прямо в гору). У места пересечения, правее, кубическая известняковая глыба. (Если вышли к ней, значит, не сбились.) Идти нужно в прежнем направлении (азимут 150—130°), поперек склона. Через восемь минут ходьбы с перевала — маленькая прямоугольная полянка. Чуть спустя выходим на дорогу. Она спускается с поляны, лежащей выше по склону, и делает в этом месте правый поворот. Над поляной родничок. Вода порой течет по дорожной колее. Двигаемся по дороге. Она петляет, спускаясь правей поляны с одиноким дубом. Наконец выходим на другую дорогу, поворачиваем на нее влево. Теперь наш азимут 15°. Мы идем от перевала минут шестнадцать.
Впереди поляна. Не доходя ее, вправо от дороги,— тропа. Тропа вправо есть и у старых дубов на поляне. Азимут 150—160°. Редколесье — почти поляна. Тропа, извиваясь, ведет на спуск среди крупных камней по склону, заросшему мелким дубняком. Затем несколько выполаживается (азимут 120°). Выводит на поляну с одиноким дубом посредине. Дальше — по заброшенной дороге (азимут 120°).
Прошло двадцать минут движения от перевала. Внимание! Тут тропа, покидая старую дорогу, ныряет в густое мелколесье (азимут 210°). Пробираясь в зарослях, спускаемся. Снова крупные камни, скалы. Прямо на пути — большой дуб. Обходим — впереди внизу проволочная сетка. Каптаж источника. Берем левее, выходим на дорогу. Некоторое время движемся по дороге под уклон. Переходим сырое русло с натеками известкового туфа. Тропа от дороги идет правее, несколько на подъем, и поперек склона. Выходим на поляну. Стойте! Гляньте вверх! Великолепная панорама юго-западного борта ущелья Хапхал! Мы там уже были, прошли по самой кромке в первый наш поход.
Тропа пересекает поляну. Минуя говорливый осинничек, идем по склону на спуск, закругляясь влево. Справа нас догоняет запущенная тропа. Мы петляем по склону в мелколесье. Лавируем среди скал и камней, скачем по плитам песчаника, сбегаем по сланцевым осыпям. В иных местах идем по дну глубокой канавы — это в нее за много десятилетий превратилась тропа. Азимут с 210° изменяется до 75°, а потом до 105°. Несколько раз открывается вид на Хапхал. Пересекаем поперечную тропу. Выходим на поляну, с нее вид на ущелье и склоны. Наш путь пересекает хорошо натоптанная тропа. Если пройти по ней налево, то метров через 50—70 выйдем в лесной овраг, по дну которого мчится поток. Однако не ищите его там в августе — октябре. Можно свернуть вправо — пройдем к водопаду. Но лучше продолжить путь прямо. Снова довольно крутой спуск, по осыпям и выходам скальных пород, сквозь низкорослое редколесье. Распахивается вид на ущелье во всю его глубину, и слышится гул водопада. Спуск кончается поляной, поросшей старыми черешнями. За поляной проезжая дорога. Мы спускаемся уже час. Поворачиваем вправо — идем по дороге. Минуты через четыре — пять с дороги вниз по склону одна за другой сбегают тропы — они ведут к водопаду Джур-Джур. Он уже тут внизу, под нами.
Можно спуститься под самый водопад. Можно обойти его поверху. Воздух влажен. От брызг как бы туман. Он колышется и вибрирует, раскачивая нависающие ветви деревьев. Обратите внимание на тис, выросший из щели в обрыве над водопадом. Нельзя, не испытать невольного почтения к жизнелюбию и упорству этого дерева.
Водопад — популярнейшее место экскурсий в окрестностях Алушты. И тут самое время поговорить вот о чем. Если по лесу пройдет десять человек, лесу ничего не станет. Но если пройдет десять тысяч — деревья погибнут оттого, что ногами разбита лесная подстилка, утрамбована до бетонной твердости почва. Хватаясь за ветки или ствол руками, мы раскачиваем молодое деревце так, что корни в земле обрываются. Вы замечали, что в городах на троллейбусных остановках никак не приживаются молодые деревца, а те, что приживаются, растут заморышами? Так знайте: все только оттого, что за их ветки и ствол хватались руками тысячи человек. Этого достаточно. И в лесу деревья уже гибнут не от топора, а оттого, что их «захватали».
Рассчитывайте свое время так, чтоб здесь хорошенько отдохнуть.
Дальше наш путь на туристскую стоянку Джурла. Туда немногим более двух часов ходу. Есть затяжные подъемы.
От водопада тропа идет поперек склона вдоль ущелья. Через пять минут переходим русло ручья, бегущего справа. Идем дальше, внимательно поглядывая в лес. Мелкий частый грабинничек. И вот, чуть правее тропы,— низкий раскидистый граб. Ствол весь изрезан и исписан.
Если есть желание посмотреть на двухтысячелетние грецкие орехи, то нужно идти по тропе, не сворачивая, вниз вдоль реки, пока слева на косогоре не завиднеются домики села Генеральского. Пройти еще немного и свернуть влево к реке, перебравшись через старый, сложенный из дикого камня забор. Там, в «джунглях» терна, шиповника, ожины, ломоноса, торчат несколько гигантских обгорелых пней. Одни из них в три с половиной обхвата еще тянется в сторону водопада живой плодоносной веткой. Многосотлетние дубы и грецкие орехи в Крыму еще в начале века не были редкостью. Почтительное отношение и патриархам древесного царства было в местных традициях. И зародилось оно, по-видимому, еще тогда, когда тавры поклонялись деревьям, когда, вырубая леса, оставляли отдельные наиболее могучие деревья «на семя». Десяток лет назад эти пни еще были деревьями. Сюда любили заходить компании «возжигателей костров» и «метателей топоров». Теперь смотреть в общем-то не на что. Нужно представлять себе и чувствовать.
Распространено мнение, что грецкий орех по свету разнес человек. Однако теперь обнаружено, что орех, как представитель доледниковой растительности, сохранился на Кавказе, на Балканах и еще кое-где, пережив ледниковые похолодания в укромных теплых местах. В Крыму мы тоже находим немало деревьев и трав, доживших до наших дней со времен доледниковья: древовидный можжевельник, земляничник мелкоплодный, дикая фисташка, каркас, тис. Почему не причислить к ним и грецкий орех? В диком состоянии он растет по теплым и достаточно влажным местам. Вполне самостоятельно в таких местах размножается...
В зарослях неподалеку от старых пней уже поднимаются молодые орехи, совсем маленькие и побольше. Тут — естественный заповедник, естественный ореховый питомник, гнездо, в котором жизнь вида Juglans regia теплилась, может быть, еще с доледниковых времен. Тут его убежище в суровые тысячелетья ледниковых похолоданий. Но гнездо это тоже ветшает, а пуще того — разоряется людьми.
Так же обстоит дело и в верховьях реки Демерджи. Мы увидим в конце маршрута.
...Однако вернемся к старому грабу и продолжим путь. 3а грабом есть тропа, ведущая, если смотреть от водопада, вправо. Сворачиваем и идем по ней. Пологий подъем. Присоединяются тропы слева, а наша становится хорошо набитой. Потерять ее уже невозможно. Путь все вверх и вверх. Местами тропа горизонтальна.
После очередного затяжного подъема — ровная площадка, мы идем уже 45 минут. Поваленное дерево. Правее озерцо. За озером полянка. Выше в сырой ложбине среди замшелых камней — источник. Рядом — каменная кладка старой стены. Больше родников на пути не будет.
Места довольно глухие. Встречаются четвероногие. Я уж не говорю о белках — их можно увидеть в любом лесу от перевала до ущелья Хапхал. Так же обычен и кабан. Мы часто видели следы его «деятельности» — изрытые места. А то вдруг кто-то страшно рявкнет, кинется в сторону, покатится по лесу, громко шурша прошлогодним палым листом. И долго еще не то рыкает, не то хрипло взлаивает в чаще — это «ругается» косулий самец.
Снова подъем. Через пять минут ответвление тропы вправо. Это — «верхняя тропа». Она тоже ведет в Джурлу.
Снова идем разнолесьем: граб и дуб. Дорога. Идем по ней в гору. Поляна. Лежит на скальном уступе. Внешний ее край приподнят. Оттуда отличный вид на побережье и склоны вплоть до яйлы.
К поляне мы шли час. Дальше путь наш значительно легче, без утомительных подъемов и спусков.
Лесная дорога ведет дальше на юго-запад. Снова поляна, ограниченная с востока скальной отвесной стеной. Снова открывается вид на побережье: ближе — поселок лесхоза. Дальше к морю лежат виноградники совхоза «Малореченский». Виноград — культура трудоемкая, но благодарная. Он щедро отзывается на заботу человеческих рук. Но и работать приходится основательно. Несколько десятков работ у виноградаря на плантации. Не выполнишь одну (причем в строго надлежащий срок!) — с урожаем прощайся. И дело даже не в том, чтобы добросовестно выполнять, так сказать, график из года в год повторяющихся работ, состоящих из давно освоенных приемов и манипуляций. Дело в том, что работа виноградаря (как и садовода) по сути своей творческая. Вот, к примеру, обрезка — каждому кусту индивидуальный расчет. Шаблон в работах исключается еще и тем, что годы погодными условиями друг на друга не похожи.
По сто с лишним центнеров ягод с гектара «на круг» собирают ежегодно в бригадах Пучковой Александры Ивановны, Невской Идеи Федоровны, Снегура Юрия Ивановича. На виноградниках работают творцы отменных урожаев, виноградари А.П.Лазарева, В.И.Сомкина, тракторист Э.Ф.Цимбалюк. Труд земледельцев отмечен многими (около двухсот!) орденами и медалями. Малореченцы по праву гордятся своими земляками — Героями Социалистического Труда Ниной Александровной Тихоновой и Василием Николаевичем Кононенко.
А ведь местным виноградникам в последние годы здорово навредила филлоксера. Пришлось их пересаживать заново.
Впереди, в направлении нашего маршрута, поднимаются живописные утесы Шан-Каи. Они будут теперь видны, пока мы не достигнем их.
Проходим мимо обожженого молнией дуба, мимо белоствольного осинника и снова выходим на поляну, протянувшуюся лентой поперек склона. Ниже — опять скальный обрыв. На этой поляне дорога как-то незаметно исчезает. Мы опять на узкой тропе. Дубовым лесом спускаемся в ущелье. По валунам переходим безводное русло. Дальше тропа ведет по иссушенному солнцем и ветрами конгломератовому монолиту, кое-как прикрытому клочками травы и отдельными кустами. Над головой белый острый известняковый утес. На здешних утесах гнездится пустельга. И порой можно увидеть, как птица, возвратившись с охоты, кормит своего детеныша, притаившегося у причудливого камня. Но птенца, когда он сидит смирно, ни за что не заметить — он такой же серый с ржавыми подпалинами, как будто лишайник на камне.
Снова спускаемся в ущелье. Перебираемся через сухое русло. Тропа извивается редколесьем по прокаленной солнцем наклонной полянке и круто забирается вверх. Но подъем недолгий, и вот мы на седловине небольшого хребта. От озера с источником мы идем уже более 40 минут.
Над головой башнеобразные конгломератовые скалы. Влево — поверхность небольшого плато, покрытого травами и отдельно стоящими кряжистыми дубами, ясенями, лохолистными грушами. Это и есть Шан-Кая.
Наша тропа снова ныряет меж стволов под уклон. Мы не будем спешить. Отдохнем, прогуляемся по этому импровизированному парку. Вот и тропка левее сквозит в траве все дальше и дальше на простор.
С кромки плато видна Алушта и урочище Джурла, видна Демерджи, и склоны Демерджи-яйлы прямо у нас над головой.
На всем нашем пути слева вдалеке мы видели море. Редко оно бывает совершенно спокойным. Даже если нет волн, то по его зеркальной поверхности бегут какие-то замысловатые дорож-«и — это отдельные порывы легкого ветерка беспокоят сонную воду Припали к морю деревни и небольшие поселочки санаториев, пансионатов, пионерских лагерей. Жмутся к долинам виноградники и сады. И только рябые бока хребтов и бугров наполняют даль.
Побережье восточнее Алушты гораздо суше. Реки и родники тут встречаются реже. Да и те маловодны. И вот человек предлагает гигантский водопровод вдоль иссушенного побережья. Он напоит виноградники, сады, парки, деревья, позволит расти новым поселкам, городам.
Посмотрите, как змеится шоссе. Тяжело на таком и пассажирам, и водителям. И готов уже предварительный проект монорельсовой дороги. Возможно, что Крымская монорельсовая будет одной из первых в стране.
...Возвращаемся к седловине, где оставили свои вещи, и продолжаем путь.
Спустившись с седловины, идем темным дремучим лесом. Вокруг дубы, грабы и буки в несколько обхватов. Под деревьями все перерыто, перевернуто — кабанья столовая. Нередко на закате из этих лесов доносятся строгое хрюканье и рявканье да капризный поросячий визг — семьи диких кабанов умащиваются на ночлег. Минут через пятнадцать выходим на поляну, лежащую на скальном уступе. Снова спуск в ущелье. Пробираемся среди мощных буков, среди скал и нагромождения глыб. Перебираемся через сухой тальвег, заваленный валунами. Поднимаемся наискосок по крутому склону и выходим на новую поляну. Мы—в урочище Джурла.
Поляна террасой размещена на скальном уступе, внизу многометровый обрыв.
Рядом ручей, пробежав по овражку, срывается с уступа водопадом. Выше, через лесок, еще одна поляна. В верхней ее части, у самого леса,— родник. Туда ведет тропа.
Вы, наверное, обратили внимание на названия «Джур-Джур», «Джурла». Что бы они значили? Популярно мнение о том, что это всего лишь подражание звукам текущей воды. Вполне возможно. Но вот информация к размышлению: джур — по-армянски «вода». Армяне действительно жили в Крыму с давних времен. Но следов их пребывания в окрестностях Демерджи не обнаружено. Джур — на одном из тюркских языков означает «идти», джур-джур — «пошел». Топоним «Джур-Джур» встречается и в тюркских, и в арабских землях.
...Если не устали — побродите по окрестностям: спускайтесь к водопаду, поднимайтесь вдоль ручья вверх к небольшому каньону, пропиленному ручьем в красноржавых конгломератах.
Кстати, все ручьи и речки, которые нам пришлось «форсировать», заселены какой-никакой живностью. Вы улыбаетесь — лягушки! Не только. В ручьях южнобережного склона можно увидеть пресноводного... краба. Маленький такой, похож на морского мраморного краба. А поди ж ты, пресноводный и к тому ж альпинист — по каменистым руслам забирается довольно высоко в горы. В озерцах обитают болотные черепахи. Но я умышленно не называю конкретных мест, где водятся те и другие, потому что мне всегда жалко любую «животину», вылавливаемую из праздного любопытства, гибнущую бессмысленно.
В речках посолиднее есть форель. Впрочем, «есть» не то слово— встречается. Трудно ей приходится в летне-осеннюю межень. Да и человек не оставляет в покое. Форель — быстрая, сторожкая рыба, но осенью, кто половчей и знает форельи повадки, может лоймать ее даже руками — вода течет слабо, потому бедна кислородом, и рыба становится вялой. Есть и другие способы извести рыбу вконец. Но коли уж вы этих способов не знаете, то и знать их ни к чему. Долина Сотеры, в верховьях которой мы находимся, является памятником природы.
Над верховьями ручья — живописные отвесные острые скалы. Над ними коническая вершина Ернен-Кая. Мы там уже были в первом походе.
Прямо перед нами закрывает небо с юго-западной стороны Демерджи. Завтра утром мы взберемся на нее.
Ночевать будем в турприюте «Джурла». Чтоб найти его, нужно пройти вверх по ручью, минуя неглубокий каньон, ближе к седловине, разделяющей Демерджи с Демерджи-яйлой.
Утром идем от турприюта по тропе, ведущей на Демерджи, мимо букового леса, мимо сосен, растущих на террасах все выше и выше. А места тут земляничные...
Тропа приводит на юг к «столбам».
Вот они, те самые конгломераты, вырвавшиеся из-под гнета известняков и удивляющие мир фантастическими фигурами, образовавшимися под действием все тех же вечных сил природы: солнца, ветра, воды, морозов. Причудливые скульптуры, башни, колонны, руины Редко кто устоит перед искушением испытать в себе талант скалолаза и не забраться на какой-нибудь из «столбов». Но лучше не спешите с этим.
Один вот так же поспешил, а потом просидел на вершине под ветром и дождем, пропадая от холода, целые сутки. Пока его не сняли спасатели из Контрольно-спасательной службы Крымского областного совета по туризму и экскурсиям.
Мой совет: не лезьте! Когда карабкаешься по стене вверх, кажется, все в порядке. А на обратном пути вдруг замечаешь, что подниматься было куда проще. Работники КСС (Контрольно-спасательной службы) знают много «случаев». Однако горноспасатели о «случаях» рассказывать не любят. Они даже говорят, что «спасать» — это не основная их работа. Их основная работа — учить и предотвращать! Вот поэтому маршрутные листы группам, идущим в лес, часто подписывает руководитель спасательной службы. Введение маршрутных листов для самодеятельных туристов продиктовано не только заботой о безопасности леса — оно продиктовано и заботой о человеке. Получая лист, вы проходите инструктаж по безопасности поведения в горах. В ваших интересах серьезно отнестись к тому, что говорят вам на инструктаже.
Поднялись к триангуляционной пирамиде. И как новоявленные Робинзоны ужаснулись: какие дикари пировали тут! Скалы исписаны, измалеваны вкривь и вкось. Имена, фамилии, адреса, всякие глупости. Пестро, разноцветно...
Но есть во всем этом и доля радости — ничего из того, что было намалевано тут десять лет назад, даже три года назад, не сохранилось. Масляная краска прекрасно сходит со скал под действием солнца, дождей, морозов и ветров. Хорошо и то, что зубил и молотков любители «наскальной живописи» с собой не носят — больно тяжелы.
Ну а те, кто понимают, что расписываться на камнях все равно что расписываться в своем невежестве, но сдержать страсть не могут, выкладывают надписи из камней. Начинали с маленьких камешков, но акселерация принесла свои плоды и тут: турист нынче могучий — двух-трехпудовые камни ворочает. Таким «безобидным» способом уже испакощено немало славных лужаек и склонов
А вид отсюда неожиданный и великолепный! Алуштинская долина. Гора Кастель, за нею Аю-Даг. Правее Урага, как туша динозавра, с шишковатым хребтом. Лохматая от заповедных лесов макушка Чамны-Бурун. Она лишь чуть ниже безлесной Бабуган-яйлы. Одна из вершин этого нагорья самая высокая в Крыму — Роман-Кош. От Бабугана к Чатыр-Дагу прогнулся хребет Агыс-Хыр, или Конек. За ним синеют заповедные горы: Черная, Чучель, Басман. Ближе всех широкоплечий богатырь Чатыр-Даг.
Здесь бывает одно явление. В науке оно известно под названием «Броккенский призрак». Возможно, нам посчастливится его увидеть. Для этого необходимы следующие условия: над Чатыр-Дагом плотная шапка тумана, а со стороны Демерджи небо исключительно прозрачное. И тогда при восходе солнца стоящий на «столбах» может увидеть свою гигантскую тень на фоне чатыр-дагского тумана. Подобный призрак можно видеть и со скал Северной Демерджи, когда туман доверху наполняет Ангарское ущелье. Я сам дважды видел свою тень на белой поверхности тумана в огромном радужном ореоле. Левее села Изобильного блестит водохранилище. Выше водохранилища густо синеет своей глубиной ущелье Яман-Дере. Оно такое же суровое, как и Хапхал. Там тоже гремят водопады — каскад Головкинского. Даже речки, истоки которых в этих двух ущельях,— тезки. И ту, и другую зовут Улу-Узень.
Высоко на склонах Чатыр-Дага в окружении лесов и плантаций роз поселок Розовое. Отсюда слышно, как работает горная трасса Симферополь — Ялта. Она гигантскими зигзагами спускается по склону Чатыр-Дага с перевала, через леса, овраги, оползни. Несмотря на то, что шоссе местами повторяет трассу старого тракта, создавать его было делом сложным. И хотя строилось оно не киркой да лопатой, а бульдозером и экскаватором, даже вертолеты (!) участвовали в установке электроопор (и это был первый опыт работ такого рода в стране), построить его было нелегко. Шоссе проходит мимо тех же селений, что и старая дорога. Едущие по нему нынче видят то же море, те же горы и утесы, что видели ехавшие по старому тракту. Но много нового вокруг — обновились, подобно самой дороге, и поля, и селения, и сама жизнь. И даже Кутузовский фонтан, поставленный, как считают, на том месте, где Кутузова обмывали и перевязывали,— у ручья Сунгу-Су, обновлен. Лишь нет самого ручья. Исчезла и скала Лопин-Кая, из-под которой вытекал ручей,— ее разобрали на щебенку и уложили в полотно дороги. Заброшенный карьер зияет на безмятежно зеленом склоне горы.
В самом низу — Кутузовское водохранилище.
Медленно, как бы что-то высматривая под собой, над горами проплывает вертолет. Наверняка это противопожарный патруль. О замеченном в горах костре немедленно сообщается по рации в ближайшее лесничество. Навоявленным «огнепоклонникам» через громкоговорители приказывается погасить костер. Если реакции нет, вертолетчики сажают машину и сами пытаются ликвидировать возгорание... Но вполне возможно, что пролетел вертолет, участвовавший в розыске заблудившихся или застрявших на скале горе-альпинистов.
Есть мнение, что если б оплата спасательных работ ложилась не только на плечи государства, но и на плечи легкомысленных горновосходителей, количество ЧП в горах значительно поуменьшилось бы. Точно такого же эффекта можно ожидать и от организации платного посещения лесов.
...Чтобы идти дальше, возвращаемся по тропе назад до первой седловины и, повернув вправо, между двумя скалами спускаемся тропинкой, ведущей на юго-восток, затем на юг. Идем поперек склона, не обращая внимания на тропки, сбегающие вниз. Огибаем склон, проходим под скалами-столбами, под «бюстом Екатерины», направляясь на запад к естественной террасе, которую со всех сторон обступили каменные истуканы.
Впереди довольно глубокая балка, почти ущелье, круто падающее по склону. Оно густо населено «идолами». Это и есть Долина привидений. На иных «столбах» поселились сосенки, изогнуты, низкорослы, будто из японского карликового сада.
Среди скал можно рассмотреть какие угодно фигуры: статных витязей, гордых красавиц, согбенных бородатых старцев, хищных злодеев, фантастических чудовищ. Ожившие камни долины разыгрывают порой целые сцены из жизни людей, населявших некогда склоны Демерджи. Увидеть все это поможет вам воображение и меняющееся в течение дня освещение. Легенды словно туман овевают эту сказочную гору. С ними можно познакомиться в сборнике «Легенды Крыма» или в книжке «Демерджи», написанной альпинистом В.Гончаровым.
Осмотрев Долину привидений, спускаемся по тропе через средневековые садовые террасы. На них растут редкие деревья грецкого ореха, сохранились невысокие подпорные стены из бутового камня... Выйдя на дорогу, идем по ней вправо. В орешнике и зарослях шиповника нам уже попадались большие глыбы конгломерата, но тут мы подходим к гигантским обломкам горы, лежащим в живописном беспорядке у ее подножия. Это результат неоднократных обвалов. Место обвала еще сравнительно свежее. Из-под навала глыб бьют родники. Родники закаптированы, вода по трубам отведена на табачные плантации, виноградники и в сады села Лучистого. У родников стоят старые грецкие орехи. И Долина привидений и Хаос объявлены памятниками природы.
Ниже обвала — довольно плоская и обширная естественная терраса. Идем на запад, обходя вдоль изгороди сад, оставляя его с левой стороны. На месте этого сада раньше располагалось селение Демерджи. Потом, после обвала 1894 года, его перенесли на то место, где сейчас село Лучистое. Есть основание предполагать, что перенос деревни состоялся не только из-за беспокойного нрава горы (обвал «оживал» несколько раз и не успокоился до сих пор). Сохранились документы, свидетельствующие о давней тяжбе местного помещика с жителями деревни. Помещику приглянулись их земли — здесь, вблизи от мощного источника, заманчиво было разбить прекрасный сад. И вот представился повод разделаться с деревней и прибрать землю к рукам.
По тропе идем туда, где у края террасы, как многозначительный перст, возвышается кусок древней стены. Еще совсем недавно на этом месте стоял средневековый храм-базилика. Сохранились даже его фотографии, датированные 1889 годом. А теперь при взгляде на эти руины невольно думаешь, что не землетрясения, обвалы, не вода, мороз и солнце разрушают творения рук человеческих. Хотя, конечно, и они тоже. Но ведь разрушает и сам человек. Базилика была разобрана на постройку домов и сараев жителями ближайшего села. К сожалению, довольно часто камни древних сооружений, а иногда и творения скульпторов археологи находят в заборах и стенах домов...
Здесь в средние века стояла небольшая крепость Фуна. Гора Демерджи в те времена тоже звалась Фуна, что значит «дымящая».
Склоны холма рядом с крепостью местами зияют провалами. Это осели могилы тех, кто прежде жил в Фуне. Теперь археологи раскапывают и древнее кладбище, и саму крепость. Можно осмотреть.
Ниже развалин тропа идет по очень неровному склону. Нагромождения камней, свежие трещины. Склон образован оползнем. И вполне возможно, что в средние века он выглядел иначе, обрыв не подступал к крепости так близко, и она вовсе не «нависала» над долиной.
Нынче склон над крепостью очень живописен: старые ореховые деревья, черешни, лужайки, скалы, родники. Парк да и только!
Вы уже, наверное, обратили внимание на еще одну особенность крымских лесов: сравнительное обилие ягодных и плодовых пород. Правда, это относится только к ландшафтам, уже окультуренным человеком. В буковом лесу, кроме буковых орешников, да и то лишь в урожайный год, ничего особенно не сыщешь. Зато внизу на полянах, на опушках пойменных лесов, в зарослях мелколесья и кизил, и терн, боярышник, барбарис, ежевика, лещина, дикая груша, дикая яблоня. Отдельные деревья кизила, боярышника, дикой груши взбираются даже на яйлу. Там же много земляники. Впрочем, земляника растет везде: и вверху, и внизу. А вот малина — большая редкость. Слишком сухо ей тут, жарко. Но в долинах Бурульчи и в молодых сосняках на Замане она есть. И еще экзотика: на северных склонах Тырке, под самыми скалами, встречается костяника.
В долинах по опушкам много дикой черешни. В апреле, когда дубовый и буковый лес стоит еще хмурый и темный, цветущие черешни медленно клубятся, как облака дыма и тумана. В июле созревают ягоды. Среди них есть и съедобные.
Попадаются поляны, где растут (помните, у водопада Джур-Джур?) культурные или почти культурные деревья. Это чаиры — лесные сады. В былые времена местное население, лесники создавали их. Высаживались фундук, грецкий орех, миндаль, черешня, яблоня, груша. К диким прививались домашние сорта, из самосейки отбирались и оставлялись деревья со съедобными плодами. И сейчас еще в долине Бурульчи, на склонах Демерджи можно встретить яблони, груши: они и не дикие, и не домашние — это деревья, выросшие из семян культурных сортов. В верховьях реки Демерджи чаирных садов было во множестве. Теперь почти не осталось — совхоз «Алушта» постепенно заменил их культурными, более продуктивными садами.
Ну, вот мы вышли на шоссе. До трассы Алушта — Симферополь около двух километров. Можно подождать автобус из Лучистого. А если не очень устали — пойдемте пешком.
Грустно не оттого, что книжка кончается, а оттого, что ее не прочтут ни те, кто без дела ворочает бульдозером среди цветов и мяты на лесной поляне, ни те, кто топором вырубает на мраморном стволе бука полуметровые буквы собственного имени. Им обычно не до книг.
Рассказывал лесник. Вышло постановление, запрещающее жечь костры в лесу. На поляне — машина, мужчина с мальчиком у костра. Говорят им, что костер следует загасить. Ноль внимания. Показывают газету с постановлением, требуют подчиниться представителю власти, коим является лесник у себя на обходе. В ответ возмущение и ругань: Безобразие! Не дают человеку после трудовой недели отдохнуть, как ему хочется. Не позволяют воспитывать в ребенке любовь к природе!
Да, товарищи. Отдыхать на природе будем не так, как нам хочется, а как это будет безвредней для природы. И любовь к природе в наших детях будем воспитывать не у костра и не с топором в руках.
Красные пещеры объявлены заповедными. Чтобы прекратить их разорение случайными посетителями, вход в пещеры закрыли железной решеткой. На шоссе у дороги, ведущей к пещерам, остался указатель: «Место отдыха трудящихся». Значит так. И место отдыха, и заповедник одновременно. Решетку взломали. Я писал об этом в первом издании книги. После ее выхода указателя «Место отдыха» не стало. Следствие или совпадение?
Но решетку сломали бы и без указателя.
Помните, как чисто на туристской стоянке «Партизанская» или у «Партизанской пушки»? Какой там здоровый лес. А ведь эти места посещают массы туристов. Подчеркну: организованных.
У водопада Джур-Джур на каждом шагу кострища, бесчисленные тропы и площадки утрамбованы до бетонной твердости. Стволы деревьев изрезаны, изрублены, корни их обнажены. Ог мусора урочище похоже на свалку. И это все несмотря на то, что лесник с помощниками регулярно убирают территорию. Но что могут сделать один-два человека, если тысячи даже не догадываются, что вести себя в данном случае нужно совсем иначе! Неорганизованный турист. Случайные люди. Ведь к водопаду можно запросто пройти из Генеральского с единственной целью: под шум вод съесть завтрак или обед. Я уверен, что Джур-Джур перенаселен.
Две вещи можно сделать для Джур-Джура.
Оборудовать урочище для посещения. Устроить лестницы, мостки, проложить дорожки. И никаких биваков, костров. Об этом я тоже писал в первом издании. Но ничего не изменилось. Тут — ни совпадений, ни следствий.
Побольше бы организованных экскурсий с образованными, знающими проводниками. Поменьше «дикарей». Требовать от экскурсантов дисциплины и культуры поведения такой, как в музеях. Один старик осадил мальчишек, расшумевшихся на лесной опушке: А ну, перестаньте! Ишь раскричались, будто в школе или у себя во дворе!
На природе — как в музее! Иначе природа останется только в музее.
Многим решение всех проблем видится в создании Крымского национального парка. Однако известны противоположные мнения людей, весьма сведущих в этих проблемах.
Ведь идея национального парка по существу своему не столько природоохранная, сколько природопользовательная. Во всяком случае, много леса, много природных красот поляжет под пятой строителя, если национальный парк будет организован — при сооружении дорог, троп, гостиниц, жилых, административных, подсобных, технических зданий, ресторанов, кафе, аттракционов, авто- и других стоянок, электролиний, водоводов, канализации и прочая и прочая... Но еще большие потери понесет Крым, если не обретет наконец бережливого и умного хозяина.
А природа Крымских гор нуждается лишь в одном — в отдыхе и лечении.
У восточных народов плохое отношение к родникам считается безнравственным. Понятно, в пустынях научились ценить каждую каплю воды, а источники ее — боготворить. Но и у нас, в России, на Украине, где недостатка в воде не испытывалось, к родникам и колодцам относились с почтением. Ну разве это не удивительно? Влага где-то блуждает в недрах земли, накапливается, и вот пробилась жилка на свет хрустальным родничком. Живет, пульсирует чистая, таинственная. Где и когда потеряли мы умение удивляться простому чуду? Разве не приятно на поляне, в овраге, под скалой найти не грязную лужу, а родничок прозрачный, опрятный? Состояние родников, на мой взгляд, свидетельствует о культурном уровне народа. Честное слово! Ведь не придет же в голову культурному, нравственно здоровому человеку разорять или засорять родник. Напротив, увидев непорядок, он захочет хоть как-то исправить дело. Мой знакомый голыми руками очищает от битого стекла, остатков пищи, лесного мусора родники, обкладывает их камнями. Чудак? Нет, человек, нежно влюбленный в свою землю. И для меня родники — как живые.
Около двадцати лет назад крымские школьники и пионеры объявили поход за очистку и благоустройство родников. Было сделано много. Однако многое с тех пор разрушилось. К сожалению, родники разоряются пасущимся скотом, захламляются опадающей листвой. Их нужно время от времени благоустраивать. Это небольшой, но вроде как незаметный труд — никто не узнает, что сделал именно ты. Но ты-то сам знаешь! Разве этого недостаточно?
Сколько родников засоряется, разрушается. А мимо топают туристы, плановые и самодеятельные. Почему бы инструктору не организовать их на доброе дело. Почему бы тем, кто пьет воду из родников, не шефствовать над ними? И ведро цемента нашлось бы — пусть каждый из турприютов возьмет окрестные родники на свое попечение, пусть сделают это вместе с лесничеством. Пусть в программу каждой группы, прибывающей в турприют, входят и добровольные работы по ремонту родников.
В пансионатах Нового Света отдыхающие ежедневно решают вопрос, чем заполнить время. Гуляя, добираются до Шаляпинского грота. Пьют воду из родника. Но какая антисанитария вокруг!
А ведь нашлись бы среди отдыхающих люди, кто не отказался бы поработать у родника. Но кто бы их организовал, кто бы договорился со строителями о нескольких ведрах цемента и песка? Пока такого человека не нашлось.
Шаляпинский грот от приюта «Партизанский» далеко. А вот поляна Курлюк-Баш с обветшалыми родниками близко.
О Крыме еще не сказано самых лучших, самых важных слов, слов, достойных его самого. Ландшафт полуострова таков, что Крым — это мир в миниатюре. Природа создала этот феномен. Сейчас он в руках человека. И только от нас зависит, сохранится ли эта жемчужина для будущих поколений во всем своем великолепии. Конечно, не под стеклянный колпак его, как музейный экспонат. Но все же, как явление исключительное, уникальное, о» требует особого отношения, особенного внимания.
Люди едут в Крым не только за санаторными ваннами и электропроцедурами, не только загорать на пляжах и развлекаться в курзалах. Они едут, чтобы увидеть исторические памятники и. несравненные пейзажи. Чтобы приобщиться к красоте.
Собственно крымский ландшафт — главное богатство полуострова. И что делаем мы, чтобы сохранить его? Всегда ли внимательны настолько, чтобы не устраивать карьер по добыче бута на самом видном месте Южного берега, чтобы не взгромождать асфальтовый завод там, где уместнее было бы (если уж больно хочется) поставить декоративную ротонду; чтобы не валить многострадальный крымский лес под бесконечные дороги, электро-и газовые магистрали, под автостоянки, фабричные цеха и общепитовские «шалаши»; чтоб архитектура городов и поселков была достойна окружающего пейзажа.
Молодежь бежит «на волю» подальше от всевидящего ока и воспитующего перста. «Пещерное браконьерство» — не что иное, как утоление жажды самоутверждения. Молодежи необходимы «мужские» дела и поступки. Все понятно. Но варварству следует противостоять.
Людно на Ангарском перевале по выходным дням зимой Весело, шумно и... опасно — лыжи, сани, беспечность. Дежурит медицинская и горноспасательная служба. Но сколько мусора остается в лесу после каждого дня: полиэтиленовая рвань, битые бутылки! Сколько кострищ. Сколько ожогов на корнях и стволах деревьев...
И незаметно, чтобы кто-то присматривал за порядком, увещевал простоватых, одергивал зарвавшихся. Стоит подумать и о такой службе.
Пока решаются кардинальные вопросы охраны крымских лесов и гор, следует подумать об организации дежурств дружинников в местах, наиболее посещаемых людьми.
Уже сегодня и особенно в перспективе Крым неизмеримо ценнее для человечества как источник физического и духовного здоровья, нежели как промышленная и сельскохозяйственная единица. Меня, случалоеь, упрекали в том, что сгущаю краски и даже смакую недостатки.
Чтобы двигать жизнь вперед, нужно решать проблемы. К этому зовет нас дух перестройки, дух XXVII сьезда партии. Но чтоб решать проблемы, нужно их выявлять, указывать на них. Убеждать людей, что это не блажь, не каприз и не пустяк! Нужно, чтобы идея пребывала не в кабинетах, а стала достоянием масс.
...И все же надеюсь, что книга попадет в руки тем, кому «не до книг».
Ну вот и кончились наши путешествия. Кончилась книжка о стране «Большая Демерджи». Откроюсь: я рассказывал вам все это не столько для того, чтобы развлечь или завлечь в поход, сколько для того, чтобы вы стали внимательными к Земле. Чтоб в ваших сердцах укрепилось уважение к ее истории и памятникам, чтоб жила признательность тем, кто в битвах отстоял эту землю для вас. Пусть на их святых могилах не увядают полевые цветы, положенные вашей благодарной рукой. Я хочу, чтоб вы полюбили сады и леса, поля и пастбища, долины и горы, скалы и руины, птиц и зверей, пещеры и родники. Чтоб вы полюбили и уже не смогли их обидеть. Ни словом, ни делом. Никогда.